Ардова Людмила Владимировна
Шрифт:
И этот вечер сделался еще чудесней, когда маркиза каким-то непостижимым образом нашла способ приблизиться ко мне и ласково спросила:
— Не хотите, кэлл Орджанг, пройти со мной, чтобы взглянуть на гордость хозяйки — прекрасный розарий? Она попросила меня быть вашей спутницей на этот вечер. Вы согласны?
— Я к вашим услугам, кэлла Фэту.
Мы прошли в розарий, где горели десятки свечей, и цветы источали головокружительный аромат, который так подходил к моей спутнице. Журчал небольшой фонтанчик. Розарий находился на верхнем этаже.
— Днем на крыше раздвигаются щиты и снимаются решетки, эти большие окна открываются, и сюда проникает солнце, — объяснила маркиза.
— Великолепие достойное дворца.
— Да, Энцуана большая любительница роз, а ее муж готов на все ради нее, — с некоторой тоской в голосе ответила Фэту.
Возникла небольшая пауза.
— Говорят: вы что-то знаете о событиях в Сафире? — тихо и нежно спросила меня маркиза Фэту.
— Некоторым образом я оказался к ним причастен, если мы с вами говорим об одних и тех же событиях.
— Я имею в виду ту историю, связанную с выборами в консулы, о которой сегодня упоминал кэллТепрус.
— Тогда, мы говорим об одном и том же. Что вас интересует?
— Вы не могли бы рассказать сначала все, что с вами приключилось, для меня это важно, — добавила она.
Я посмотрел в ее синие печальные глаза, и… не смог отказать.
Пропуская некоторые ненужные подробности о себе, я поведал Лалулии все, что происходило со мной в Сафире. Разумеется, я не стал рассказывать о втором моем посещении этого города, связанным с мистическими явлениями, в которые, я и сам не до конца сейчас верил.
Больше всего ее заинтересовало место в моем рассказе, касавшееся смертельно раненного посланца короля. Она очень подробно расспрашивала меня об этом человеке. Но, все немногое, что я знал о нем, было известно со слов старого жреца.
— Как жаль, что он умер, — всхлипнула маркиза.
— Мне тоже жаль старца.
— Вы о ком? — удивилась Лалулия.
— О жреце, а вас кто интересует?
— О, простите меня, простите. Ведь я сама ничего не объяснила, а пытаю вас. Я буду откровенной с вами.
— Откровенность на откровенность? — улыбнулся я. — Не стоит приносить такие тяжкие жертвы в обмен на мою маленькую любезность.
— Вы шутите, — грустно сказала Лалулия, — глаза ее были полны слез, но она заставила себя улыбнуться. — Тот юноша, который вез пакет в Сафиру, его звали Ансон, — что-то дрогнуло в голосе девушки при этом имени, — он был бедным юношей, он служил герольдом при дворе короля. Мы очень любили друг друга. Мы должны были пожениться. Король отправил его с поручением в Сафиру, и он погиб при таких странных обстоятельствах, — голос Лалулии еще больше задрожал. Я видел, что ей необходимо выплакаться.
Я подал ей платок и сказал:
— Сделайте этот платок счастливым, пролив на него свои драгоценные слезы. А я не буду вас смущать и на время удалюсь в глубь сада, чтобы сорвать цветы.
Минут через пять или десять я вернулся: глаза Фэту были сухими, и что удивительно: даже не покраснели. Мой платок она спрятала в складках платья и усиленно обмахивалась веером. Непонятные существа эти придворные дамы. Вот — они умирают от горя и через минуты уже растягивают рот в прелестной улыбке, продолжая плакать в душе.
Я преподнес маркизе букет из белых роз, подернутых нежной зарей по кромкам лепестков и сказал:
— Пусть в вашем сердце воцарится такая же безмятежность как в этих бутонах, и они увянут от зависти к вам.
Маркиза протянула нежные руки и прижала к себе букет.
— Насколько я понимаю, ваш жених погиб неслучайно. Кто-то способствовал его гибели. Но как доказать это, я пока не знаю. Кому же он так мешал? Или он стал случайной жертвой обстоятельств?
— После смерти Ансона, меня принудили выйти замуж за маркиза Фэту. Честно говоря, мне было уже все равно за кого выходить замуж.
Но маркиза слукавила, ответив на мой вопрос. Потому что, ей был хорошо известен другой ее поклонник. Кроме, дико влюбленного в свою жену старика Фэту, был еще один человек, который всегда жаждал ее видеть и чей взгляд туманился при виде ее замечательной фигуры.
Этим человеком, тайно, страстно влюбленным, был… Тамелий Кробос.
Я не вижу ничего необычного в том, что он увлекся очаровательной женщиной — было странным другое: он не сделал ее любовницей, как многих других. О нет — он почти боготворил ее, возведя на такой пьедестал, с которого сам же боялся снять на грешную землю — это была болезненная страсть паука к королеве весны Олале.