Извращенная, странная натура короля потребовала от него дикой жертвы — он сделал свою богиню женой пожилого Фэту, надеясь, что это оградит объект его страсти от прочих претендентов и от самого же маркиза в виду его седых волос — но не тут то было!

Фэту сам увлекся маркизой и, на беду Тамелия, он оказался вполне состоятелен как мужчина, или на словах или на деле, но он не уставал хвастаться перед друзьями. Король страдал от своей неудачи, ревности и злости на Фэту, отсылая его под всевозможными предлогами из столицы. Старик оказался хитрее: он повсюду таскал маркизу за собой — тогда Тамелий смирился и вернул их ко двору, чтобы лицезреть свою богиню, обманывая себя мыслью, что с таким уродом она не получает всего наслаждения, которое способен дать женщине мужчина.

Такова была тайная страсть короля, тщательно оберегаемая им и по другим причинам, но об этом позже — многое мне стало известно постепенно, по мере того, как я погружался на дно этого морского царя, подобно одному из героев смотлских легенд.

Но я вернусь к нашему разговору с маркизой.

— Значит, вы думаете: письмо было подложным? — спросила она, и меня удивил ее вопрос.

— Думать иначе, значит обвинять короля в заговоре против собственных вассалов. Мне бы не хотелось так думать.

— Мне тоже, — тихо сказала Фэту.

Я видел: она о чем-то мучительно задумалась. И я спросил ее об этом.

— Ах, пустяки. Просто я хотела бы прояснить некоторые свои сомнения.

— Писал ли король то злополучное письмо? — вы это хотите узнать. Почему вы стали сомневаться?

— Женская интуиция — не более, я попытаюсь кое-что узнать через маркиза.

— Если вам что-то удастся узнать, вы скажете мне?

— Знать иные вещи очень опасно!

— О чем это вы?! Опасность — моя сестра, мы с детства знаем друг друга.

Мне удалось немного развеселить маркизу, прогуливаясь с ней по саду и развлекая рассказами о своих странствиях. Эта встреча окончательно вскружила мою голову. Я, кажется, начал понимать Тамелия Кробоса. В Лалулии было нечто волнующее, — она не была самой красивой женщиной на свете, но ей хотелось поклоняться. Как у нее получалось так воздействовать на мужчин — я не знаю, но сам охотно попал под влияние ее трогательной незащищенности. Покоряясь таким женщинам, хочется скакать на белом коне и с громкими криками во славу ее имени проливать свою кровь. Это я более-менее внятными словами описал свои вспыхнувшие чувства к маркизе Фэту.

Я вспомнил о просьбе налединца и поговорил с Рантцергом о камнях. Он заинтересовался, хотя и виду не подал. Я сразу почуял его интерес.

— Откуда эти камни?

— Не знаю, но проблем с их происхождением не будет.

— Вы ручаетесь за этих людей?

— Да, я знаю, что с камнями все в порядке.

— Хорошо, я встречусь с этими людьми. Как мы договоримся о встрече?

— Каждый третий и пятый день саллы они проводят свои вечера в кабачке 'Ребрышки' в Наледине. Назовете хозяину их имена — он укажет вам нужных людей. Один из них — старик, а другой — его племянник. Константин Лучиано и Джованни Бартоломео.

— Странные имена. Впервые такие слышу.

— Они чужеземцы.

— Из каких краев?

— Из Алаконники, кажется.

— Там нет месторождений драгоценных камней.

— Ну, я сам толком не знаю.

— Почему ручаетесь за них?

— У меня есть основания верить им.

— Ладно. Я подумаю о том, что вы мне сказали.

Пленительный образ маркизы Фэту все чаще и чаще возникал в моей памяти, после того замечательного вечера в доме Товудов. Почему я увлекся именно ей, замужней дамой, я не понимал. Любовь не логична.

А ведь Мэриэге было полно красивых женщин. И большинство из них блистало своими достоинствами во вдорце. В одно из новых посещений Дори-Ден я увидел милое создание, возможно, это была фрейлина. Кроме того, что она была прелестна, чудесная девушка очень сильно кого-то мне напомнила. Дизанна! 'Бывают же такие похожие люди',- мысленно удивился я, пытаясь всмотреться в черты ее лица, но она упорхнула у меня из-под носа, как яркая бабочка, пробудив противоречивые воспоминания.

Мэриэг не переставал показывать мне разные стороны столичной жизни — и хорошие, и плохие. Каждая его улица и площадь могли стать маленьким полем битвы, отсчитать чьи-то последние шаги и принять чье-то бренное тело. Я еще не понял, что в этом городе, вступив на скользкий путь придворной карьеры, я должен быть ко всему готовым.

И вот, в один из загадочных, темно-синих, таких романтичных, созданных для свиданий с девушками вечеров, я мирно шествовал по улице Стойкости, наслаждаясь холодным, бодрящим воздухом и пересчитывая по своей странной, укоренившейся с детства привычке, звезды на небе. Досмотрелся! На звезды-то! Будь они неладны. Там, где заканчивается моя улица, уткнувшись в Круглую площадь, я решил свернуть на улицу Ленточников, где проживал Паркара и скоротать у него дома этот вечер, памятуя о том, что он хвастался щедрым подарком своего родственника из провинции — добрым памлонским вином прошлогоднего урожая.