Созонова Ника Викторовна
Шрифт:
— Виж, а Виж, что это такое?
— Список.
— Я вижу, что не арифметические формулы. Список чего — расходов-доходов?
— Скажешь тоже! Какие у меня расходы и, тем более, доходы? Это список моих знакомых молодых людей.
— А что это за столбцы и плюсики в них?
— Объясняю для альтернативно одаренных: графа первая — имя (кличка) и возраст, графа вторая — мое к нему отношение, чисто человеческое. Потом — спала я с ним или нет, и, наконец, последняя — если спала, насколько мне было с ним кайфово. Шкала оценок семибальная, от трех минусов до трех плюсов, через ноль. Все усекла?
— Вроде да. Забавная градация. Интересно, что у тебя стоит в последнем столбике напротив Абрека?
— А ты бы ему что поставила? — и хитрый-хитрый взгляд искоса.
Так, стоп. Опасная, скользкая тема, надо с нее срочно съезжать. Интересно, откуда она знает, ведь это было так давно и неправда… я уже и не помню, когда именно.
— Слушай, Вижи, мне тут недавно кто-то обмолвился о том, что ты очень забавно лишилась девственности. А как — не сказали. Поделишься?..
— Да уж, слухами земля полнится. Интересно, кто бы это мог тебе 'обмолвиться'… На самом деле, самое забавное — что я подошла к этому вопросу сознательно. То есть, проснувшись как-то утром и поняв, что больше не желаю оставаться девушкой, я приступила к выбору первого мужчины. Чисто рационально — ни о какой любви и речи не шло.
— А потом?
— Потом? Мэн был в шоке, узнав о моих намерениях. А потом мы очень мило встречались пару месяцев.
— А кто хоть это был? Я его знаю?
— Вряд ли — то было еще до 'Трубы', в моем родном городишке… Кста, не зевай — подошла твоя очередь.
У меня взяли какие-то анализы, сделали рентген головы. Тетка, проводившая все эти манипуляции с моим организмом, имела такой вид, будто ей обрыдло все на свете и держится она в материальном теле исключительно из чувства долга. Процедуры заняли минут двадцать. Затем меня отправили на пару часиков погулять, велев придти по прошествии этого времени в другой кабинет за результатом.
Слегка ошалелые от атмосферы данного места, мы с Вижи выкатились наружу. Солнце пекло уже не так безжалостно, но еще ощутимо согревало макушки. Облюбовав маленькую скамеечку в тенечке, мы принялись тянуть время. Оно растягивалось чрезвычайно неохотно, постоянно норовя свернуться петлей и тоскливо поскуливало…
От скуки я принялась творить с фиолетовой паклей на голове подруги нечто невообразимое. Получалось неплохо, только вот Вижи почему-то не нравилось, и она постоянно трясла башкой, сводя на нет все мои усилия.
Наконец подошел долгожданный момент узнавать результаты. И тут меня объял ужас — панический, неконтролируемый. Я вцепилась Вижи в ладонь потными пальцами, а второй рукой ухватилась за чахлый кустик, торчавший из земли рядом со скамейкой.
— Не пойду! Вижи, слушай, мне страшно. Поехали домой, а?..
— Ты что, с ума спятила?! Всё же было нормально, что произошло?
— Ничего. Просто я ужасно, ужасно боюсь!!!
— Ну, уж нет, мы не для того столько времени убили, чтобы отступать у самого порога!
Показав недюжинную — для столь тщедушного тела — силу, Вижи вырвала меня с места, к которому, как мне казалось, я плотно приросла, — вместе с кустиком и кусками дерна, застрявшими в его корнях, и впихнула в дверь поликлиники. (Кустик, к чести ее сказать, она потом посадила на место.)
Я вновь вдохнула необыкновенную смесь запахов (мочи, лекарств, матюгов и пофигизма) и, несколько осмелев, зашагала самостоятельно, и даже сумела убедить Вижи, что в кабинете вполне справлюсь без нее.
Тетка в белом халате была уже другой. Перекисная блондинка с рыбьими глазами, в которых мелькнуло что-то похожее на оживление, когда я назвала свои данные и она отыскала листочек с моими анализами среди груды лежавших на столе.
— О, трупик пожаловал!
Я судорожно сглотнула и принялась искать седалищем то, на что его можно приземлить, опасаясь, что после такого заявления на ногах долго не устою.
— То есть как?..
— Не обращай внимания, душечка, это у нас шутки такие специфические. Естественно, ты еще не мертвая, но в недалеком будущем таковой будешь, — тут она принялась сосредоточенно подпиливать себе ногти. Видимо, что-то в этом процессе ее не устраивало, поскольку монолог продолжился в сварливо-нервозном тоне. — Значит так, у тебя, душа моя (тут она выдала слово, которое я не то что запомнить — выговорить бы не смогла). Ну, если проще — опухоль в мозгу. Смертельная. В принципе, любая опухоль в мозгу крайне опасна, но такую, как у тебя, я вообще первый раз встречаю в своей практике.
— Но… но отчего?..
— Откуда ж я знаю? Может, сотрясение мозга без должного лечения вызвало рост злокачественных клеток. Может, повлиял специфический образ жизни.
— А операция? Вырезать её разве нельзя?..
— Знаешь, деточка, даже если бы у тебя были лишние тридцать-сорок тысяч зеленых (уничижительный взгляд в сторону мой сгорбившейся от тяжести ее слов фигуры в рваных джинсах и грязной футболке), а их у тебя, как мне кажется, нет, то и тогда положительный результат никто бы не гарантировал. Я тут выписала таблеточки, с ними можно протянуть пару-тройку месяцев. Они, правда, тоже не дешевые, так что советую тебе вернуться к родителям — если они, конечно, имеются.