— А без таблеток?..

— Ничего не могу сказать наверняка. Может, летальный исход будет завтра, а может, еще месяц продержишься, но вряд ли дольше. Так мне выписывать?

— Не стоит.

— Ну, и замечательно. То есть, конечно, очень печально. Но у меня есть и хорошая новость: вензаболеваний и СПИДа у тебя не обнаружено. Как ни странно, — она выразительно усмехнулась. — Так что, всего тебе доброго.

Я попыталась сдвинуться с места. Почему-то это оказалось неимоверно трудным делом.

— А можно… можно я тут у вас капельку посижу? Воды попью. Пожалуйста…

Врачиха досадливо сморщила лоб, поколебалась.

— Ну, хорошо, я даю тебе десять минут. А потом — сама должна понимать: конец рабочего дня.

В голову совершенно некстати влезло воспоминание: однажды мой приятель в период глубочайшей депрессии позвонил на телефон доверия, и ему ответили: 'Мы, конечно, понимаем, что вы стоите на подоконнике и намереваетесь спрыгнуть вниз, но ведь и у нас должен быть обеденный перерыв'. Самое забавное, что кончать с собой после такого ему отчего-то расхотелось.

Может быть, именно благодаря язвительному хамству этой крашеной стервы я не билась сейчас в истерике, а спокойно сидела и пила маленькими глотками воду из пластмассового стаканчика, протянутого холеной, брезгливо защитившейся от моего прикосновения, рукой.

Что мне делать? Сказать всем друзьям и знакомым, что мне осталось немного, — чтобы от меня стали шарахаться? Чтобы в лицо изливалась приторная и липкая, как патока, жалость, а за спиной перешептывались. Неся в себе смерть, пусть и для себя одной, пусть не заразную, я стану изгоем. Люди боятся неизбежного. Нет, не скажу никому — не хочу портить себе последние дни… О Господи, и о чем только я думаю? Видимо, до меня еще не дошло окончательно, не пробрало до самых кончиков нервов. Ну и славно, пусть все это прорвется потом и обрушится на… Спутника, кого же еще. Спутник, Спутник… Ох, не зря он появился в моих грезах, не зря. Чувствую, этой ночью придет мой черед задавать вопросы.

Еще глоточек воды — она приятно холодит гортань и придает мозгам некое подобие ясности.

Презрительная блондинка посмотрела на часы, постучала по столу отполированными ноготками. Что ж, намек понят.

— До свидания. Спасибо за все, — я поднялась на негнущиеся ноги.

— Не за что, деточка. Только, думаю, уместнее будет слово 'прощайте'.

Перед тем как открыть дверь в коридор, я сделала глубокий вдох и напялила на лицо жизнерадостную улыбку.

— Ну, как?

Встревоженные глаза Вижи впились в упор, и мне стоило немалых усилий не уронить фальшивый оскал на пол.

— Всё о-ки. Она сказала — просто гормональное. Мой организм перестраивается с детского на взрослый, так что боли временные, пройдут. Я так думаю, что мой мозг растет быстрее, чем черепная коробка, вот и давит на нее изнутри.

Вижи рассмеялась:

— Значит, будешь вумная-вумная?.. А чего долго так?

— Да нотации всякие мне читала. О вреде ранней половой жизни и прочую шнягу.

— Как я рада, Росси, что все в порядке! — Вижи закружила и затрясла меня в порыве чувств. — Каковы наши дальнейшие планы на сегодня?

Удрать, удрать, удрать — подальше ото всех, от этого города, от лиц приятелей, до противности беспечных…

— Слушай, солнышко, а как ты смотришь на то, чтобы в Москву рвануть?

— Когда?

— Да прямо сейчас. Только в 'Трубу' заедем, прихватим твою гитару, Нетти — и на 'собаках'. Завтра днем уже будем в столице.

— А знаешь, я за! Люблю неординарные решения.

Так мы и порешили.

Через два часа были уже на вокзале с радостно примкнувшей к нам Нетти.

У нас имелись: плохонький музыкант (Вижи), отменный 'аскер' (Нетти) и я — непонятно что, с бешеным желанием хоть куда-нибудь, но двигаться. От Питера до Малой Вишеры (первой из пяти 'собачьих' пересадок) мы правдами и неправдами заработали около 'пятихатки'. Была уже ночь, и следующая электричка отправлялась лишь через пять часов. Мы отыскали круглосуточную кафешку — стены в ней были обиты кафелем, как в общественном сортире, набрали нереальное количество пива — на всю честно заработанную денежку, и принялись методично надираться. Я — по вполне понятным причинам, девчонки — за компанию.

Первый раз в жизни организм отказался мне повиноваться: несмотря на приказ 'забалдеть' и немалую дозу, принятую моим бедным желудком, я осталась трезвой как стеклышко. Девчонки же напились до нежного поросячьего визга.

Алкоголь подействовал на них не лучшим образом: Вижи, обычно веселая и улыбчивая, расплакалась, а Нетти — сама доброта — налилась непонятной злобой на весь окружающий мир. Сквозь слезы и сопли Вижи поведала, что месяц назад сделала аборт. От Красавчика (она встречалась с ним до Абрека). Именно для этого приезжала из далекого Стерлитамака ее мама.