— А он чего?

— Да ничего. Как обычно — хрюкнул-фыркнул и унесся.

Я тихо рассмеялась, живо представив горделиво-пылкого Брейки.

— Слушай, а почему ты о себе никогда не рассказываешь? — спросил Патрик. — Я вот даже не знаю, из какого ты города. Кажется, откуда-то из Сибири?

— Забей! Не хочу об этом.

— Почему? С родным городом или с родителями связано что-то плохое? Если так, не буду лезть в душу.

— Да нет. Просто не помню.

Патрик посмотрел недоверчиво и перевел деликатно на другое…

Вода, в которой я нежилась, погрязнув в воспоминаниях, начала остывать. Я с сожалением открыла глаза: пора вылезать. То есть, можно конечно добавить горяченькой, но и совесть вроде как надо иметь: Вижи изнывает в очереди. Я начала выползать из пены и замерла, залюбовавшись бликами от лампы, отраженные моим медальоном. Интересно, что в нем от Питера? Скорее уж эта штучка напоминает средневековый фетиш тайного ордена… или нечто еще более древнее.

'Все есть сон, сон… — послышался мне тихий шепот. — Все станет прахом, прахом, прахом… пылью, пылью, пылью… Зачем длить бессмысленное бытие? Умри, умри, умри… засни, засни, засни… тихая вечность раскроет тебе свои объятия… приди, приди, приди… влейся, влейся в нее…' Возможно, эти звуки родились в моем больном воображении — определить точно я не могла. Завороженная, я плюхнулась назад в изрядно подостывшую водицу и принялась поглаживать дракона и колья, пронзившие его тело.

На пальце выступила капля крови — видимо, я поранилась об острое крыло или колышек. Я слизнула красную капельку и уставилась на ранку, венчавшую верхнюю фалангу. На ней выросла еще одна капля и превратилась в лаково-блестящую ленточку. 'Сон, сон, сон… покой, покой, покой…' — шуршало в ушах. Не осознавая, зачем и что делаю, я потянулась к опасной бритве, невесть как очутившейся в еськиной ванной, на полочке над раковиной.

И тут меня накрыло — в очередной раз. Вкрадчивый шепот вымыло из сознания волной огненной муки. Я не закричала, но лишь, тихо всхлипнув, ушла с головой в благоухающую шампунем и ароматической солью воду. Она мгновенно затекла в нос, но мне было не до этого. Единственный вопль, бьющийся в мозгу, превратившемуся в раскаленные кузнечные меха, относился к Спутнику: 'Скотина, ты ведь обещал!!!' А потом меня поглотила полностью, сожрала и переварила вселенская топка…

Очнулась я на кухне, завернутая в огромное полотенце и окруженная двумя парами одуревших и испуганных глаз. Первая фраза, которую я восприняла, вернувшись в реальный мир, была Вижи:

— Ни фига себе, гормональные бури!

— Н-ну, у всех же п-по-разному бывает…

Я поняла, что у меня стучат зубы — видимо, от холода. Но это мешало мне лишь внятно говорить, тело еще не настолько отошло от пережитого, чтобы подавать мозгу сигналы о такой мелочи, как озноб.

— Да ты бы там сдохла! — Это уже реплика Еськи, произнесенная совсем не дружелюбным тоном. — Если бы Вижи не понадобился эпилятор, и если бы на ванной была крепкая задвижка — всё, пиши пропало! Когда я принеслись на ее бешеный визг, ты была под водой с головой и явно не собиралась вылезать наружу.

— Ну что ж, я вам очень благодарна за спасение собственной шкурки. Отныне никаких плавательных процедур. Обещаю, больше такого не повторится! Не смотрите так кисло, а лучше отпустите меня погулять. Пройдусь на свежем воздухе, и всё будет ОК!

— Ты бешеная собака, Росси! И за что я только тебя люблю? — Вижи, как всегда, первая переключилась с нравоучительного тона на свой обычный.

Еська отходила дольше, и в ее интонациях продолжали звучать раздражение и пережитый испуг:

— Естественно, мы бы с радостью отпустили тебя погулять, несмотря на то, что времени — полдвенадцатого ночи, а вокруг незнакомый тебе район. Но, знаешь, ты умудрилась в своем 'гормональном' экстазе скинуть все свои шмотки в ванну. Итог — на данный момент у тебя нет ни единой сухой тряпки. Даже в 'хламнике', который ты непонятно зачем тоже туда окунула.

— И что же мне делать?

Я чувствовала, что мне и впрямь в данную минуту позарез необходимо одиночество и общение с городом, которому я нашла бы, что высказать.

— Воспользуйся балконом.

— Нет, это не то. Мне обязательно нужно пройтись. Еся, Есенька, ну придумай что-нибудь! — Я с мольбой воззрилась на хозяйку дома. — Ты же умная. В конце концов, я у тебя в гостях!

— Ага, и именно поэтому ты меня чуть до инфаркта не довела. И это в мои-то юные девятнадцать! Ладно уж, воистину — чем бы дите не тешилось, лишь бы своих не наделало. Одолжу я тебе свои шмотки, только учти: всяких панковских и анархических штук у меня нет, так что придется тебе этим вечером побыть 'цивилкой'.

Итак, меня одели. Мало этого — меня зачем-то еще и накрасили, и уложили мои высушенные феном патлы в некое подобие приличной прически. В общем, в первый момент я даже не признала себя в зеркале. Оттуда на меня смотрела вполне респектабельная девушка а-ля 'золотая молодежь'. Потом меня предупредили, что, если я не явлюсь через полчаса, за мной пошлют поисковую бригаду, и горе мне, если я повстречаюсь на ее пути живой и невредимой. После этого меня поцеловали 'контрольным' в лобик и торжественно выперли за дверь.

На улице была ночь — прохладная, августовская. Я давно заметила, что небо над моим городом почти не бывает черным в ночную пору. Зимой оно оранжевое — от фонарей и окон домов, а летом — серо-стальное.

В карман еськиной куртки мне предусмотрительно положили пару сигарет, что было мудро. Побродив по незнакомым дворам, я уселась на скамеечку и закурила. Пуская задумчивые колечки дыма, попыталась осмыслить только что происшедшее. Но думать о Питере и его зловещем подарке мозг отказывался. Как и в предыдущие дни — стоило направить сознание в сторону удивительной встречи — наступал ступор. Видимо, слишком это для меня запредельно. После небольшого колебания я решила не снимать пока медальон, подаренный им, — авось пригодится. Да и жаль выбрасывать столь древнюю и красивую вещицу. Просто буду отныне осторожнее.