Журнал «День и ночь» 2009 № 5-6
вернуться

Юницкая Марина
Шрифт:
* * *
Мы, уходящие, Назад глядящие, Совсем ледащие, Почти пропащие, Не настоящие, Мы — миражи. Ни в чём не сходные, Ни с чем не сродные, Едва ль свободные, Давно не годные, Но сумасбродные, Мы — муляжи. Мы так несдержанны, Мы так издержаны… Да, мы повержены — Не наш бьёт час. Мы все отвержены, Но что-то держит нас И что-то светится Из наших глаз.
* * *
Рабочая, крестьянская, Как прежде, голодранская, Несытая, немытая, Забытая, убитая, За что же ты, родная, Несчастная такая? Гори, гори, обида. Прекрасно всё для вида, Прекрасно для отвода глаз, Как это водится у нас.
* * *
Среди валов и волн, юля, Уже почти без сил, Плывёт лодчонка без руля С обрывками ветрил. Она не выдержит вот-вот Удар шальной волны Она, ныряя, воду пьёт, А волны — солоны. И птица страшная фрегат Над лодочкой парит, И тень от крыльев, как рога, Вот-вот пронзит зенит…

ДиН стихи

Нина Измайлова

Молитва лисицы

Осенней ночью

Во мраке осеннем не видно ни зги — Затянуты окна дождём… Но… дремлет собака у правой ноги, А кошка — за левым плечом. Мурлыча, она коготками плетёт Незримого кружева свет — Собака сквозь дрёму тихонько вздохнёт, Как будто бы кошке в ответ. По диагонали от пят до виска Сквозь сердце струится тепло, И тает, и тает ночная тоска Осеннему мраку назло.
* * *

Когда я умру

Когда я умру, непременно воскресну — не ждите меня ни в раю, ни в аду. Я буду медведем скитаться по лесу, волчицей степной по оврагам пройду. А может быть, выгнув блестящую спину, в морские глубины с улыбкой нырну — и радостно встретят собратья-дельфины родную, заблудшую в людях сестру… И кем я ни буду — змеёй или рысью, орлом или мышью, жирафом, слоном — мне только бы справиться с главною мыслью, о чём я мечтала в обличье людском: рычаньем, шипением, клёкотом, писком над степью, над лесом, над поймами рек взлетит моя весть об опасности близкой, названье которой одно — человек! Ноздрями нащупав отравленный запах гордыни и алчности, злобы и лжи, зверям объясню, как на пальцах, на лапах: спасайся, беги, затаись и лежи! Капканы и ямы, облава, охота да минут, зверьё моё милое, вас… И буду я счастлива, зная: кого-то пророческий оклик от гибели спас.
* * *

О любви

Срывая с души позолоту и копоть, — как сладко и просто! Без лоска и маски, раскинув объятья, с любовью взывать: где вы, милые братья, где, нежные сёстры? Но всяк усмехнётся и посторонится, главою качая. Ему всё едино — любовь или похоть — скорей предпочтёт позолоту и копоть, с собою сличая.
* * *

Вековая печаль

Плачет Ярославна на стенах Путивля, плачет и горюет: Возвратись, мой ладо! Минули столетья — на Руси всё то же — горько бабы плачут: Возвратись, мой милый! Возвратись с гражданской, возвратись с Великой, возвратись с Афгана, возвратись из Таджа, из Чечни горючей, названной конфликтом, — возвратись весёлым, добрым, невредимым. Чтоб жену покоить, чтоб ласкать детишек, чтобы мать утешить, отереть ей слёзы, чтоб отца продолжить в том, что не успел он, чтобы дом построить, чтобы сад взлелеять… Милый мой защитник, возвращайся с миром. Защитил Отчизну — защити меня ты! Огради от трудностей этой сложной жизни — и тебе я молча в ноги поклонюсь.
* * *

Молитва лисицы

Послушай, охотник, Ты — Бог! Я — простая лисица, Одна из немногих, что выжили прошлой зимой, И буду Тебя неустанно просить и молиться, Чтоб Ты не гонялся с собаками нынче за мной. Мой лес поредел, но нашла я себе за пригорком Уютное место — не сразу его разглядишь! Построила дом, а по-вашему, вырыла норку, Лисят родила и поймала им первую мышь. Охотник, Ты — Бог, и Жена Твоя — тоже Богиня, Одетая в бархат, в шелка, с бриллиантом кольцо… Неужто мой сын, мой любимый лисёнок, погибнет, Чтоб мехом пушистым её обрамлялось лицо? Гринпис далеко, и не сможет за нас заступиться — Помилуй, Охотник, меня и малюток-лисят! Земля велика, только где нам спастись и укрыться, Когда милосердия люди иметь не хотят? Исчезнут леса, обмелеют ручьи и озёра, Порвётся с разумной природой незримая нить — И полчища крыс и мышей завоюют Твой Город, И некому будет семейство Твоё защитить. Баланс опрокинется. Всякое может случиться — Богиня, которую Ты ублажал и ласкал, Однажды посмотрит в глаза тебе серой волчицей И явит внезапно надменный звериный оскал.
* * *

Сорок семь

Высокий каблучок, до пяток шуба кунья, колечко и колье, удачный макияж… В работе ты строга, с друзьями — хохотунья, и сорок семь твоих тебе никак не дашь. Но с некоторых пор тебе тревожно спится — в двенадцать по ночам, сжимаясь от тоски, ты чувствуешь во тьме, как шуба шевелится и, падая, стучат по полу коготки… Неужто это въявь? Быть может, только снится? Как будто им дано мгновение на сбор, проворны и легки, куница за куницей взлетают на постель, в лицо уставив взор. Они пришли гурьбой, превозмогая полночь, сквозь шорохи листвы, сквозь синь таёжных рек, тоской звериных душ стремясь твою наполнить, надеясь, что в тебе проснётся человек. Наутро, как всегда, из дома выйдешь гордо, забыв ночной кошмар, нимало не скорбя, Но полночь… настаёт! И подступают к горлу все сорок семь куниц, убитых для тебя!..