— В Штатах была группа «Девы-кобры из Кококабуры», — сказал Саго. — Но глядя на этих, можно подумать, что это они. Те же воинственные крики, та же абракадабра, то же кривляние. Только в Штатах они прилично одеты.

— ...Ойеейе мониран... йяаау!

— Да разверзнутся небеса и выплеснут их отсюда, — молился Саго.

Сверкая руками, татуированный огнеглотатель медленно ступал мозолистыми ногами по языкам пламени.

Он обносил свой факел по кругу, демонстрируя жар огня. Он поднес его к альбиносу, и тот спешно закрыл лицо руками.

— Смотрите туда, скорее! — выкрикнул Кола, но огонь перешел к другому столу, и сидящий за ним человек прикурил от факела.

— Что случилось?

— Опоздали. На что был похож альбинос в огне!

Теперь он был, как всегда, неоново-бледный. Он сидел, как утопленник, невесомый, спорящий с силой земного тяготения.

— Он совсем не похож на Юсеи, — заметил Кола. — Юсеи нежная, даже красивая. Она и в семьдесят лет не будет такой, как он сейчас.

— Ты же сам говорил, что она показалась тебе неприятной.

— Слегка, и это быстро прошло. Она из другой глины, она удивительно совершенна. Я не могу ее позабыть. А этот тип похож на желтую кору, дочиста вываренную в агбо.

Танцующий огнеглотатель неожиданно поскользнулся и рухнул в лужу под банановым потолком. Прислужники ринулись ему на помощь, а факел шипел в воде, исторгая черный дым и керосиновый чад. Татуировка на спине огнеглотателя поплыла; как и «Девы-кобры из Кококабуры», он был расписан акварелью; рисунок же взят из фильма о приключениях Тарзана.

— Торговец огнем попал в объятия богов воды, — объявил Эгбо.

Они сами чувствовали себя неуклюжими, неуместными. Смерть Секони оставила их в воде и грязи, краска стекала с образа жизни, которую они считали установившейся. Кола подумал, что этой ночью они не походят на пять фигур его «Пантеона».

Только Дехайнва знала, что делать, — не приходить сюда никогда. Когда воспоминания одолевают, надо менять привычки. Секони был неотъемлемой частью их дружеского союза, который они принимали как нечто само собой разумеющееся, и неумолимые факты вроде регулярных встреч в «Камбане» или в «Майоми» должны отойти в прошлое. Случайность стала привычкой, и все здесь напоминало о Секони, который их угнетал теперь больше, чем в те минуты, когда начинал бороться с неподдающейся речью.

— Он идет сюда, — процедила сквозь зубы Дехайнва. Саго оглянулся и встретил альбиноса с деланной приветливостью. Что ему нужно?

— Я не сразу узнал вас. Наконец-то вы меня разыскали.

— Это было непросто, но ваш посыльный...

— Матиас?

— Да, так он назвал себя. Он сказал мне, что вечера вы обычно проводите здесь.

— Присаживайтесь, присаживайтесь. Вот мой стул. Ничего, я принесу себе другой.

Когда альбинос сел рядом, Дехайнва незаметно отодвинулась.

Саго вернулся со стулом, и альбинос сразу же заговорил. В голосе его сочетались почтительность и самоуверенность.

— Я не отниму у вас много времени. Как журналист, вы можете мне помочь.

Он извлек из кафтана бумажник, а из бумажника полиэтиленовый конверт с выцветшей вырезкой из газеты. Видимо, раньше она была сложена вчетверо и долгое время желтела в книге. Затем встревоженный владелец документа догадался переложить ее в прозрачный конверт, где ее можно было читать, не подвергая риску обветшавшие сгибы и осыпающиеся буквы бесценных слов.

Саго поднес ее к свету и прочитал. Он взглянул на альбиноса и передал конверт Банделе. Все молча передавали вырезку друг другу и смотрели на альбиноса со смешанным чувством удивления и недоверия. Все ждали, что скажет Саго. В конце концов это был его человек.

Саго взял вырезку у Дехайнвы и вернул альбиносу.

— Как давно это было?

— Почти шесть лет назад.

— Быть может, мне следует первым спросить, что заставило вас обратиться ко мне?

— Как журналист и божий человек, вы можете нам помочь.

— Вам?

— Да, моей церкви. Когда великое событие произошло и я восстал из мертвых, моя жизнь мне больше не принадлежит. Я посвятил ее богу.

— В вырезке сказано немного, не расскажете ли вы подробнее? — тихо попросил Банделе.

— Хорошо. Это понятно. Всего лишь сообщение о происшествии. Да и что это значит для кого-то, кроме меня и бога? Я упал замертво на улице незнакомой деревни. Добрые люди на следующий день похоронили меня, но когда они опускали мой гроб в могилу, я пробудился и начал стучать в крышку. Вот все, что предстало оку смертных свидетелей.

Эгбо безуспешно пытался определить, сколько лет альбиносу.

Ласунвон думал о том, что подобное случается ежедневно. Только на днях один несчастный пришел в себя в морге. Как небрежны врачи. О боже!