— Но это же тот карманник.

— Кто? Ты его знаешь?

— Вор, за которым гнались на Оингбо.

Мальчишка теперь не казался вором. Стоя в ряду апостолов, он был самой чистотой. Белый хитон доходил ему до лодыжек, простой мешок с отверстиями для головы и рук. Кто-то принес чашу с водой, и Лазарь прочитал над ней молитву. Затем он подвел новообращенного к каждому апостолу.

— Примите его, братья. Примите его ради церкви и служения Богу.

Саго стукнул себя кулаком по лбу:

— Идиот. Это же те одиннадцать, что шагали за гробом.

— Когда?

— На похоронах сэра Деринолы.

У алтаря все обнимались, а Саго ерзал, как на муравейнике.

Но что он с ним сделал! Промыл ему мозги? В нем нет ничего от того Вараввы. Словно липкой влажной губкой сняли с лица экзему.

— Тише, — шепнула Дехайнва через проход.

— Апостолы — слуги паствы, — сказал Лазарь. — Их удел — смирение, ибо они шагают путем, предначертанным свыше.

Вновь обращенный встал на колени и начал омывать апостолам ноги.

— Мы наречем его Ноем, — провозгласил Лазарь, — потому что боимся, что Господь позабыл свое обещание. Взгляните вокруг себя, братья, и вы увидите великий потоп. Наши поля затоплены, а ведь выручка с них пополняла казну нашей церкви. Саму церковь приходится все время ремонтировать, крыша протекала уже дважды. Сами основания ее сотрясаются от ветхости. Братья, если люди забыли свой долг перед Богом, то глупо ждать, что Бог сдержит свое слово. И всe же хвала небу. Ибо этим утром, впервые за четыре воскресенья, в мире сияет солнце. Это — знамение, и хвала за него Богу. Оно означает, что Он доволен нами. Брат наш Ной принес нам это знамение. Бог, наверно, простил нас. Воздадим же хвалу Всевышнему!

— Хвала Всевышнему.

— Он вас не слышит.

— Хвала Всевышнему!

— Небеса высоки, голос ваш не дошел до них.

— Хвала Всевышнему!

— Братья, хвалите Его!

— Хвала Всевышнему!

— И Сыну Его на небе!

— Хвала Иисусу!

— И Святому Духу!

— Снизойди к нам, Святой Дух!

— Аллилу...

— Аллилуйя!

— Аллилу...

— Аллилуйя!

И вдохновенный Лазарь подсказал цитатчику:

— Жена! Что ты плачешь?..

— Жена! Что ты плачешь? Кого ищешь? Иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему и к Богу Моему и Богу вашему.

— Что вы ищете...

— Что вы ищете живого между мертвыми? Его нет здесь: Он воскрес.

— Итак, братья, умер ли брат Эзра?

— Он жив!

— Я повторяю, умер ли брат Эзра?

— Он живет в Боге нашем, слава Тебе, Господи, аллилуйя!

— Будет ли он жить в брате Ное?

— Он с нами!

– Радуйтесь, братья. Примите его в сердца!

— Аллилуйя!

— Ибо Он дал нам сына...

В грохоте рукоплесканий Ной омывал ноги, отбивающие ритм. Апостолы, охваченные всеобщим восторгом, расчищали ему дорогу и извивались в танце. Лазарь сновал взад-вперед. Его одержимость была одержимостью скрипача, одинокого в группе уличных музыкантов, он не хотел подчинять свое тело всеобщему ликованию, некая упорядоченная сила удерживала его в твердой духовной скорлупе.

— Прими его. Господи, — время от времени выкрикивал он, — Прими его, Господи!

Дико надрывались колокола, и женщины, которые вначале, казалось, не вмешивались в богослужение, теперь взяли свое. Они носились по церкви с колокольчиками в руках, как ведьмы на шабаше, крикливые и загадочные. Иногда они хватали Ноя и плясали с ним, иногда набрасывались на апостолов и гремели им в уши колокольчиками, опрокидывали чашу с водой, которую приходилось наполнять снова и снова. Даже дети были вовлечены в этот вихрь. Широкие рукава женских платьев трепетали, как крылья, и дети рядом с ними выглядели крохотными мотыльками, вьющимися вокруг мерцающей свечи, которую являл собой Ной.

— Если бы он был постарше, женщины так бы не увивались вокруг него, — хихикнул Ласунвон.

— Согласись, он недурен, — сказала Дехайнва. — Отойди-ка, а то в этом шабаше я могу заплясать с тобой.

— Попробуй счастья, попляши со всеми, — сказал Саго.

— Нет, милый, лучше не рисковать.

И прежде, чем они осознали это, чаша была перед ними, и Ной опустился на колени.

— Это переходит все границы, — прошипел Ласунвон.

Апостолы стеной ограждали гостей от разбушевавшихся женщин. Более того, для них было приготовлено чистое полотенце, и с трогательной нежностью Ной стал омывать ноги Дехайнве.