У нее отпал ротик.

Я резко развернулась, и, резко вырвавшись из рук дернувшегося ко мне Вооргота, гордо пошла прочь. Слезы обиды навернулись мне на глаза от злости. Никому нельзя доверять! Никому! Чуть только расслабишься возле мужчины, как они тут же норовят на тебе жениться! Мама не зря говорила, что мужчинам нельзя доверять, ибо они только и норовят затащить тебя в постель! И, как я наконец поняла, еще до этого жениться...

Я, кстати, плохо представляла, что это такое. Но одно я знала, что я некрасивая – с кем другим еще иначе бы так обращались, как с дурнушкой! Дурашкой!!! Раз – и тут же воспользоваться случаем и попытаться жениться! С красавицей небось бы так и не посмели! А я некрасивая, с ней все позволено...

– Горничная, бродяга, прислуга... – выплевывала мне след старушка...

Я игнорировала.

– Сынок, ты только приглядись к ней... Один только вид ее свидетельствует, что она низкого рода... Это лицо!!!

Я мерзко хихикнула, вспомнив, чья я копия...

– У нее мама даже не простолюдинка, а лошадь...

Я напряглась от оскорбления.

– То-то сказали, что она дочь конюха...

Я обернулась и пошла прочь...

– Неблагодарная скотина... – услышала я себе вслед шипение чужой графини.

Я резко обернулась.

– ...этот Вооргот! – быстро закончила графиня предложение.

Но я ревела... Лошадь! Это было крах всему... Всем надеждам... А мужчины лгут... Просто ему хотелось чего-то от меня... я сама не знала, чего ему хотелось... Он хотел жениться и поэтому так нагло врал.

– Некрасивая... – хотелось мне выть гудком, вслух... Я даже снова не заметила, как меня опять обняли... По-моему, я шептала себе в слух...

– Глупышка... – меня осторожно прижали, развернули к себе и даже осторожно сняли губами, нет, поцелуями слезы – это был опять Вооргот, и он наплевал на все приличия. – Ты ж выхорошела... Я же помню тебя... Не реви... – он ласково уговаривал меня, хотя я рыдала на груди этого неверного источника моих обид... – Ты не лошадь, ты чудесная и ласковая пони... Просто никто еще не заметил, как ты изменилась... Я первый...

– Вы уже сто сорок пятый, сэр... – меланхолично сказал подошедший мужчина, слегка поклонившись ему, в котором угадывался профессиональный его телохранитель. – Я узнавал... Именно столько человек за последние четыре часа попросили у ее матери разрешения ухаживать за ней, хотя она сирота... Просто Джекки только что назвал ее “ПОНИ”, после того, как он вдрызг рассорился с ней... Из-за того, что они с сестрой выкинули его из комнаты прямо в тумбочке, где его перед этим заперли. Попав точно в помойный бак... Предварительно заставив тумбочку прокувыркаться по лестнице вместе с светлейшим содержимым, так что принц вопил на ползамка и больно ударился... И теперь она плачет... Не обманывайтесь, я узнал, что она принципиально не умеет плакать... За исключением тех случаев, когда ей что-то надо и оно где-то рядом... К тому же будьте осторожны – у нее два телохранителя профессионала, которые даже сейчас незаметно контролируют даже вашу беседу с ней там и вон второй над вами на третьем этаже, и которые убили бы вас при любом подозрительном движении, ибо против двоих таких убийц мне будет трудно выстоять... Сэр!

Я просто, не говоря ни слова, резко вырвалась из рук Вооргота, и, опозоренная и униженная, побежала прочь под хихиканье женщин. Ни с одной из них он не посмел бы поступить так! Подумать только – обнять при всех!!! Вообразить только – ласковая “пони”!!!! “Пони”!!!!!! Пооонииии!!!!!

Я просто ревела и выла... Хотелось бить, биться от отчаянья и горя...

– Ты жалеешь о том, что самый красивый мужчина тебя обнимал или о том, что кончил это делать? – ехидно спросила Мари, незаметно обняв меня сзади и ткнувшись мне в волосы, с шумом вдохнув.

– А откуда ты знаешь, о чем я думала? – подозрительно спросила я, размазывая слезы.

– Неудивительно знать чужую тайну, если ее ты кричишь вслух... – ухмыльнулась Мари. – Следи за собой, ты начинаешь болтать, когда слишком подавлена, и не замечаешь этого...

– Это многие слышали? – с испугом спросила я, всхлипнув от еще одной обиды и позора. – Я громко шептала?

– Порядочно, – поморщилась Мари. – По счастью все сделали вид, что не слышат... Эта английская черта иногда очень приятна...

Я крепко сжала зубы. Чтоб ни один плач души больше не вырвался из измученного сердца. Но сердце не слушалось и вздрагивало... А слезы капали просто водопадом...

– Уходи... – всхлипнула я сквозь туман слез. – Ты тоже считаешь меня п... п... п...

Я так и не смогла выговорить мерзкое слово. Оно было такое обидное и кусучее... От него было так больно...

– Ах Лу... Поверь мне, хоть мне и трудно сказать... На самом деле у тебя еще невидная, но уже чудовищная красота... Настолько прекрасная, что ее еще не все увидели... И тебя воспринимают или как чудовищно прекрасную, или как чудовищно уродливую, ведь ты пока еще расцветаешь...

Я всхлипнула.

– Ничего себе утешение!

Мари улыбнулась.

– Мама правильно сказала – восприятие красоты относительно. Ведь одно и то же лицо действительно не всегда красиво. И в этом фантастическом платье ты стала чудовищно красива в людском восприятии... И так и осталась в глазах всех, кто тебя видел. Просто изменилось восприятие тех же черт. Ведь Вооргот тебя узнал с первого взгляда, хоть женщины видят в тебе уродство, не правда ли...

– Он тоже видит во мне “пони”! – сквозь слезы сказала я, скривившись от слез, как капуста. – Но “хорошенькую”!