– Спасибо, Сморчок, я хорошо знаю, кто такой Иккинг, – ответил Стоик Обширный, пряча глаза – Кто-нибудь знает, где он? ИККИНГ! Иди сюда.

– Похоже, ты всё-таки оказался полезен… – тихонько пробормотал Старый Сморчок.

– Вот он! – завопил Рыбьеног и хлопнул Иккинга по спине. Иккинг начал было ввинчиваться в толпу, но тут его заметили, подняли над головами и вынесли прямо к ногам Стоика.

– Иккинг, сынок, – спросил отец. – Это правда, что ты умеешь говорить с драконами?

Иккинг кивнул.

Стоик неловко закашлялся.

– Ситуация двусмысленная. Я знаю, что мы собрались изгнать тебя из Племени. Однако если ты сделаешь то, о чём мы тебя просим, то, уверен, от имени всех собравшихся я могу пообещать, что приговор будет пересмотрен. Мы все находимся перед лицом грозной опасности, и никто, кроме тебя, не умеет говорить по-драконьи. Будь так добр, сходи к этому чудовищу и спроси, с чем он пришел – с МИРОМ или с ВОЙНОЙ?

Иккинг молчал.

Стоик снова кашлянул.

– Можешь разговаривать со мной, – разрешил он. – Я отменяю запрет.

– Значит, изгнание отменяется, да, папа? – спросил Иккинг. – Если я пойду к этому Адскому Чудовищу и погибну, то меня сочтут Героем, достойным войти в Племя Лохматых Хулиганов?

Стоик смутился еще сильнее.

– Совершенно верно, – сказал он.

– ЛАДНО, – сказал Иккинг. – Пойду.

Одно дело – приближаться к первобытному кошмару в толпе из четырехсот викингов. И совсем другое – идти туда в одиночку. Иккинг с трудом заставлял себя передвигать ноги.

Стоик предложил ему охрану из своих отборных солдат, но Иккинг отказался.

– Меньше вероятность, что кто-нибудь выкинет какую-нибудь Героическую глупость, – сказал он.

Хотя барды особенно любят именно этот эпизод, считая его примером Невероятного Героизма Иккинга Кровожадного Карасика III, я с ними не согласен. Нетрудно быть храбрым, когда знаешь, что ничего другого тебе всё равно не остается, Б глубине души Иккинг знал, что Чудовище намеревается убить их всех. Поэтому терять ему было особо нечего.

Тем не менее, когда Иккинг выглянул с края обрыва, его спина взмокла от страха. Там, внизу, лежал, заполняя собой весь пляж, невероятно огромный Дракон. Казалось, он спал.

Но откуда-то из его живота доносилось странное пение. Песня была примерно такая:

«Странно, – подумал Иккинг – Как это он поет с закрытым ртом?»

Но тут Дракон приоткрыл крокодилий глаз и заговорил с Иккингом. От испуга тот чуть не выпрыгнул из сандалий.

– А что тут странного? – спросил Дракон, явно забавляясь. – Дракон с закрытыми глазами не обязательно спит, откуда следует, что дракон с закрытым ртом не обязательно поет, вещи не таковы, какими кажутся. Эти звуки, которые ты слышишь, издаю не я, Это, мой ГероЙ, – поющий обед.

– Поющий обед? – переспросил Иккинг, вспомнив, что нельзя, никогда, ни в коем случае нельзя смотреть в глаза больших и злобных драконов, таких, как этот. Вместо этого он уставился на один из Драконовых когтей.

И это было ошибкой, потому что Иккинг увидел, что Дракон своей громадной лапищей прижимает к земле целое стадо жалобно блеющих овец. Он нарочно отпустил одну из овечек, позволил ей почти добежать до спасительных скал, а потом осторожно ухватил двумя когтями за шерсть и подбросил высоко-превысоко в воздух.

Иккинг и сам нередко проделывал этот трюк – с ягодами ежевики. А Дракон запрокинул громадную голову, и шерстистый комочек упал в разинутую пасть, которая тут же захлопнулась. Раздалось оглушительное чавканье, и Дракон проглотил несчастную овцу.

Тут Дракон заметил, что Иккинг оцепенело взирает на него, и приблизил к мальчику свою несусветную голову. Иккинга чуть не стошнило, когда из пасти Дракона зеленовато-желтым облачком вырвалось его зловонное дыхание, Это был запах самой СМЕРТИ – густая, головокружительная вонь разлагающегося мяса, гниющих тресковых голов и потных китов, давно погибших акул и заблудших душ. Отвратительные пары клубились вокруг мальчика мерзкими завитками, забиваясь в нос. Иккинг закашлялся и сплюнул.