Противоречия: Собрание стихотворений
вернуться

Лозина-Лозинский Алексей Константинович
Шрифт:

Я. ЛЮБЯР

ПРОТИВОРЕЧИЯ

Книга Первая

Эпикуру

I

ДАЛЕКИЕ СВЕТОТЕНИ

В АФИНАХ

О добродетели и о вещей натуре Платоник с циником беседовали строго. Акрополь вырезался на лазури И солнца много-много… Платоник начал свой словесный поединок: «Не думаешь ли ты, что то, что кругло – кругло?» Шла девушка с корзиною на рынок, Лицо красиво, смугло. И циник отвечал: «Так мыслю. Не иначе». Еще красавица прошла с большим кувшином Платоник рек: «Добро – добро тем паче». Спит море. Пахнет тмином. Но циник возразил: «Добро – всё, что угодно!» Играющие в мяч выходят из-под арки. «Добро и зло привносим мы свободно»… А ветер мягкий, жаркий.

ШАХ МАДПАДАР

Жил шах, великий Мадпадар, В своей стране по милосердью Бога. Имел он плешь, слонов и много Халатов, жен и бахтиар. И как ни правил он, все, кто его встречали, «Да здравствует наш шах!» – ему всегда кричали. Гулял он утром по садам, Сидел подолгу за Кораном, Обедал днем и за кальяном Звал мудреца по вечерам. Он не любил войны, не предавался риску И по ночам к себе на час брал одалиску. Раз двух провинций высох грунт И не внесли они налоги. «Повесить всех мужчин за ноги, – Рек шах, – и кончен будет бунт». И тотчас же, во исполненье шахской мысли, Все неплательщики вниз головой повисли. Шах Мадпадар раз захворал, Не помогло ему лекарство, И он пред смертью сыну царство И званье шаха завещал. «Не знаю я, за что, — сказал при том шах шаху, – Мне благодарным быть всесильному Аллаху».

ГРУСТНЫЙ ГРАНД

Жил музыкант когда-то, Жил с лютней музыкант; Его любил, как брата, Угрюмый, знатный гранд. Звенеть на струнах лютни Тот сам, грустя, любил, А музыкант лишь плутни С девицами водил. Длиннее ночи стали Под осень… Гранд скучал. В печи дрова трещали И освещали зал, Рождали отдаленья, Пугая и маня, Мгновенные виденья При бликах от огня, А ночи тьма так жадно Приблизилась к окну, Неведома, громадна. Как жутко одному. Расстроенный и скорбный, Взял тихо лютню гранд И крикнул, чтоб проворный Явился музыкант. Тот звонко по ступеням Взбежал в пустынный зал… «Сыграем песню теням», – Нахмурясь, гранд сказал. Под звуки замечтался, Поникнул гранд челом, И пел бедняк, смеялся, Что тени всё кругом. Как тени, все созданья Бегут во временах… Что наши все познанья? Ничтожество и прах! Пред ямой гробовою Мы сами тень одна… У гранда под рукою Тут лопнула струна. Сказал он: «Перестанем. Что, правда, мы грустим? Мы песню славе грянем И шпагой зазвеним!» И пел бедняк, что чаще Лишь мучит слава глаз, Всё в славе преходяще, Всё портит злостью нас, Уходит, оставляя Над нами смех, она… У гранда тут вторая Порвалася струна. Сказал он: «Нет, не надо! Что славы лживый вид? Пусть донне серенада На лютне зазвучит». И пел бедняк, что скупы На ласки жены к нам, Что донны очень глупы И тягостны мужьям; Есть шип на всякой розе, И с умной донной жить – Всю жизнь в красивой позе Пред нею надо быть. Как мы бы ни старались, Обманет донна нас… Тут струны оборвались У гранда все зараз! Сказал бедняк, повеса С смеющимся лицом: «Споем про трепет леса, Про молодость споем, Про месяц, что так светел, Про моря злой бурун…» Но гранд ему ответил: «На лютне нету струн…»

КАРДИНАЛ РИШЕЛЬЕ

В Париже голод раз настал: Народ стал нищ, а был лишь беден. Кардинал Ришелье сказал: «Придется удвоить число обеден». Мадам Шеврез на пышный бал Не променяет сумрак храма. Кардинал Ришелье сказал: «Печально. Но будет другая дама». Кюрэ Урбан молву снискал, Что он для дам небезопасен. Кардинал Ришелье сказал: «Сожгите Урбэна – не будет басен».

МУШКАТЕР

(К картине Мейссонье)

Посв. Гансу фон-Шредеру

Пред отпертым окном, любуясь, как красиво Заката луч багрит граненое стекло, Усатый мушкатер пьет мюнхенское пиво. А в комнате уже темно. Рапира длинная с витою рукоятью, Ботфорты тяжкие, позвякиванье шпор И сброшенный кафтан. Сам мушкатер к Распятью Подолгу обращает взор: «Пусть на дуэли мне не одолеть маркиза, Пусть жид, мой ростовщик, получит всё с меня, Но пусть скорей придет хорошенькая Лиза, Чертовка милая моя… За это луидор я брошу вон тем нищим!» И, покрутив усы, веселый мушкатер В кисете шелковом, в штанах, за голенищем Напрасно ищет луидор.

«Ах, руина была молодою…»

Ах, руина была молодою… В вихре танцев звенел этот зал, Разноцветною знати толпою И улыбками дам он блистал. Этот замок упорно когда-то Отбивался от штурма врагов, Здесь в воротах сражались солдаты, Был завален убитыми ров. Казематом та башня бывала: В подземелья был паж заключен. Дочь барона его целовала, И узнал это старый барон. А теперь здесь пастух утомленный В жаркий полдень под сводами спит Или путник, в мечты погруженный, Долго бродит, глядит и грустит.

В ГЕТТО

В Генуе, в гетто угрюмом, Где подвижной Израэль Бродит с галденьем и шумом, В улице узкой, как щель, С умной и ласковой Сарой Жил, занимая чердак, Вечно-задумчивый, старый, Мудрый раввин Исаак. Старшая дочь его, Хая, Ходит к синьорам стирать, Мера, дочурка меньшая, В кухне должна помогать, Сын его, Борух, сгибает Спину за вечным шитьем, Сам Исаак изучает Тору и ночью и днем.

В ВЕНЕЦИИ

I

«Кто молчаливей и скромней…»

Кто молчаливей и скромней Послушника Джордано? Он над Писаньем много дней Не разгибает стана, Пред юной девой капюшон Он опускает низко, Уставу всех вернее он Блаженного Франциска. Но ночь… и ряса спала, Под бархатом камзола Кинжал хороший скрыт; В тьме узкого канала Неслышная гондола По черни вод скользит.