Если революція слдуетъ за эволюціей всегда запаздывая, то причиной этого является сопротивленіе среды: вода ручья шумитъ въ своихъ берегахъ, такъ какъ они задерживаютъ его теченіе; громъ гремитъ въ облакахъ, такъ какъ атмосфера препятствуетъ проникновенію искры изъ облака. Всякое превращеніе матеріи, всякое осуществленіе идеи встрчаетъ препятствіе въ собственной инертной сред и новое явленіе не можетъ проявиться иначе, какъ вслдствіе усилія, которое будетъ тмъ сильне, чмъ сильне препятствіе. Гердеръ, говоря о французской революціи сказалъ: когда смя попадаетъ въ землю, оно долго кажется мертвымъ, потомъ вдругъ пускаетъ ростокъ, преодолваетъ покрывающую его твердую землю и превращается въ растеніе, которое зретъ и приноситъ свой плодъ. А какъ рождается ребенокъ? Девять мсяцевъ онъ лежитъ во мрак материнскаго чрева, и, наконецъ, вырывается на волю, разрывая свертывающую его пелену, иногда даже убивая свою мать. Таковы революціи, являющіяся естественными послдствіями предшествующихъ имъ эволюцій.

Существуютъ изрченія, сдлавшіяся пословицами, которыя люди употребляютъ машинально, какъ бы избавляя себя отъ необходимости вдуматься въ ихъ содержаніе. Такова, напримръ формула Линнея: «Non facit saltus naturae».

Конечно, природа не длаетъ скачковъ, но каждая ея эволюція совершается перемщеніемъ силъ, устремленныхъ къ новой цли.

Общее развитіе жизни каждаго существа въ отдльности или цломъ ряд существъ нигд не являетъ намъ прямой безпрерывности, а наоборотъ, одни явленія ея происходятъ посл другихъ какъ бы насильственно и революціонно. — Втка не прибавляется къ втк, цвтокъ не есть продолженіе листка, ни пестикъ — тычинки, яйцо различно отъ органовъ, породившихъ его, сынъ не является продолженіемъ отца или матери, а становится въ дйствительности новымъ, различнымъ отъ родителей, существомъ. Прогрессъ совершается постоянно измненіемъ явленія, исходя отъ своей точки отправленія для каждаго отдльнаго индивида. Генеалогическое дерево существъ, какъ и настоящее дерево, есть собраніе втвей, изъ которыхъ каждая питается не собственнымъ сокомъ, а сокомъ всего дерева. И для великихъ историческихъ революцій тотъ же законъ. Когда старыя формы жизни не удовлетворяютъ больше, жизнь требуетъ новыхъ, происходитъ революція.

Однако не всегда революція означаетъ прогрессъ, точно также не всегда эволюція стремится къ большей справедливости. Все измняется, все въ природ движется въ вчномъ, непрерывномъ движеніи и если есть прогрессъ, то можетъ быть и реакція, если есть эволюціи, стремящіяся къ развитію жизни, существуютъ другія, которыя влекутъ къ смерти. Остановка невозможна. Движеніе неизбжно въ ту или другую сторону и упрямый реакціонеръ и слащавый либералъ, открещивающіеся отъ всякой революціи, всетаки идутъ по пути ея, эволюціонируя къ смерти и вчному покою. Болзнь, дряхлость, гангрена такія же эволюціи, какъ и возмужалость и юность — черви, появляющіеся въ разлагающемся труп, какъ и первый крикъ новорожденнаго, служатъ признакомъ, что и тамъ, и здсь совершилась революція, и физіологія и исторія указываетъ намъ, что эволюція приводитъ иногда къ упадку, какъ и революція — къ смерти.

Исторія человчества, несмотря на то, что извстна намъ лишь за короткій періодъ нсколькихъ тысячъ лтъ, даетъ намъ массу примровъ жизни племенъ, народовъ, и государствъ, которые исчезли съ лица земли вслдствіе медленной эволюціи, влекшей ихъ къ ихъ собственной гибели. Причины этого явленія, породившаго болзнь обществъ, многочисленны. Климатъ и почва иногда играли въ этомъ преобладающую роль, какъ это случилось, наврное, въ огромныхъ пространствахъ центральной Азіи, гд высохли озера и рки и гд огромные солончаки покрыли когда-то плодородную почву. Нашествія дикихъ враждебныхъ ордъ, разорили нкоторыя страны до тла, — однако есть націи, которыя могли снова развиваться посл страшныхъ пораженій и многовковаго рабства: и если он возвращаются къ варварскому состоянію или вымираютъ окончательно, то причины этого лежатъ уже въ ихъ внутреннемъ строеніи, а не во вншнихъ обстоятельствахъ. Одна изъ этихъ причинъ, являясь самою главною, разъясняетъ исторію всякаго паденія — это когда одна часть общества, подчиняя себ другую, большую, захватываетъ землю, капиталъ, власть, образованіе, и почести въ свое исключительное пользованіе — и если масса не въ состояніи реагировать противъ подобной монополіи кучки людей — она осуждена на смерть и ея исчезновеніе лишь вопросъ времени. Появляется чума, которая стираетъ съ лица земли этотъ бесполезный, инертный муравейникъ индивидовъ, не сумвшихъ завоевать свою свободу. Съ Востока и Запада появляются разбойничьи племена и, нкогда громадные, города превращаются въ пустыню. Такъ погибли Ассирія и Египетъ, такъ исчезла, нкогда могущественная, Персія, и наконецъ, Римская имперія, сдлавшаяся собственностью нсколькихъ крупныхъ владльцевъ, пала подъ ударами варваровъ, которымъ не трудно было справиться съ ея порабощеннымъ пролетаріатомъ.

Нтъ явленія, въ которомъ эволюція не совершалась бы одновременно въ двухъ направленіяхъ: къ смерти и возрожденію; оно является какъ бы равнодйствующей эволюціи прогресса и упадка. Такъ паденіе Рима составляетъ во всей своей сложной совокупности цлый рядъ революцій и соотвтствующій имъ рядъ эволюцій, одн направлены къ его уничтоженіе, другія къ возрожденію новаго міра. Безъ сомннія, паденіе этого громаднаго общественнаго организма, поработившаго весь міръ, послужило къ облегченію положенія подавленныхъ имъ народовъ, и во многихъ отношеніяхъ переселеніе сверныхъ народовъ, хлынувшихъ на цивилизованный міръ, было счастливымъ для исторіи человчества событіемъ — многіе изъ порабощенныхъ народностей сбросили тогда съ себя иго давившихъ ихъ поработителей, но науки и промышленность погибли или исчезли на время, произведенія искусства разрушались, жглись библіотеки, казалось, что цпь временъ порвалась, народы снова впадали въ варварство и деспота смнялъ еще худшій деспотъ; изъ мертвой религіи язычества возродилась новая религія, сдлавшаяся еще боле жестокой и фанатичной, чмъ прежняя и тысячелтняя ночь невжества и безумія, распространяемая попами, нависла надъ землею.

Точно также другія историческія событія могутъ быть разсматриваемы съ двухъ сторонъ, соотвтственно тысячи явленій, которыя составили ихъ, которыя проявляются въ соціальныхъ и политическихъ переворотахъ жизни націй. И дйствительно, всякое историческое событіе или явленіе толкуется различно, сообразно съ глубиной пониманія ихъ и предвзятой мыслью толкователя. Извстный примръ такого пониманія является толкованіе эпохи Людовика XIV, личному генію котораго приписывали богатый разцвтъ французской литературы того времени. «Его взоръ порождалъ Корнеліевъ», говорили нкоторые. Правда, вкъ спустя, никто не осмлится утверждать, что Вольтеръ, Дидеро и Ж. Ж. Руссо были обязаны своимъ геніемъ и существованіемъ взгляду Людовика XIV; однако, еще недавно не были ли мы свидтелями, какъ англичане превозносили свою королеву, длая ее виновницей всякаго успха, всякаго прогресса, совершавшагося въ ея царствованіи. Хотя эта заурядная особа ничмъ другимъ, кром своего присутствія на трон въ продолженіи шестидесятилтняго періода, не участвовала въ этихъ событіяхъ, принужденная къ бездйствію самою конституціею своей страны. Милліоны людей, наполнявшихъ улицы, давя другъ друга, чтобы видть ее, хотли во что бы то ни стало видть въ ней всемогущаго генія процвтанія Англіи. Такое публичное лицемріе было, быть можетъ, потребностью, такъ какъ устраивая эти оффиціальныя торжества королев-императриц, нація восхищалась собственнымъ величіемъ. Но не вс подданные ея участвовали въ этомъ празднеств: ирландскіе фермеры подняли черное знамя возстанія, а въ Индіи голодныя толпы народа разрушали дворцы и казармы.

Существуютъ однако обстоятельства, когда прославленіе правительственной власти кажется мене абсурднымъ и даже можетъ быть на первый взглядъ оправдываемо. Возможно, что какой нибудь Маркъ Аврелій, талантливый министръ, могущественный филантропъ или просвщенный деспотъ употребляютъ свою власть въ интересахъ бдствующаго класса, издаютъ полезный законъ, являются защитниками слабыхъ противъ ихъ поработителей, но это только случайное счастливое стеченіе обстоятельствъ, которое даже по условіямъ своей среды, является совершенно исключительнымъ, такъ какъ сильнымъ міра сего всегда легче злоупотреблять своимъ положеніемъ, такъ какъ имъ рдко доступно истинное пониманіе положенія, даже если бы они, подобно Гарунъ-аль-Рашиду, захотли бы инкогнито сами знакомиться съ нуждами своихъ подданныхъ. Бываютъ, конечно, случаи, когда намренія и поступки царей и правителей могутъ быть вполн благожелательны или по крайней мр направлены въ пользу народа; въ этихъ случаяхъ общественное мнніе, и сами массы принуждали ихъ къ этому и иниціатива законодателя сводилась къ нулю: они уступаютъ сил, которая могла бы быть гибельной для нихъ и которую они на этотъ разъ употребляютъ въ свою и общую пользу, потому что движеніе массъ также часто бываетъ направлено въ сторону прогресса, какъ и реакціи. Современная исторія Европы и особенно Англіи намъ даетъ тысячи примровъ, когда боле справедливые законы издавались не по доброй вол законодателя, но подъ давленіемъ анонимныхъ массъ: и верховная законодательная власть, декретирующая подобные законы, является въ дйствительности только простой исполнительницей воли народа — ея дйствительнаго руководителя.

Когда пошлины на хлбъ были уничтожены англійской палатой, крупные землевладльцы, вотировавшіе этотъ убыточный для нихъ законъ, только съ большимъ трудомъ подчинились необходимости признать справедливость его. Вопреки своимъ собственнымъ интересамъ они должны были просто подчиниться желанію массъ. Съ другой стороны, когда во Франціи Наполеонъ III, согласившись съ частнымъ мнніемъ Ричарда Кобденъ, подписалъ нкоторыя правила для облегченія свободы торговли, его не поддержали ни его министры, ни Палата, ни даже нація, и изданные имъ законы не могли долго продержаться: его наслдники, воспользовавшись первымъ удобнымъ случаемъ, отмнили ихъ и вернулись къ испытанной систем протекціонизма, выгоднаго богатымъ предпринимателямъ и крупнымъ землевладльцамъ.