Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии
вернуться

Коллектив авторов
Шрифт:

Из книги «Слово зрелости»

* * *
Чуть пруд пересох — и тотчас разлетается птичь. Чуть с нами несчастье — неверных друзей не настичь. Друзья да заимствуют стойкость и верность у лилий, Растущих на дне в изобилье.
* * *
Кто духом высок — и в паденье своем величав. Кто низок — опустится ниже, совсем измельчав. Кувшин золотой всё в цене — и разбитый — на рынке. На что нам обломки от крынки?
* * *
Весь в лотосах — пруд привлекает к себе лебедей. Приманчива мудрость чужая для мудрых людей. Злодеев злодейство влечет. Так отрадно воронам Кружить над костром похоронным.
* * *
Укрылась в кустарнике кобра, свернувшись клубком. А полоз спокойно ползет по дороге… Тот, в ком Нечистая совесть, — пугается каждого взгляда. Достойному — честность ограда.
* * *
Не жди воздаянья, благие деянья верша. Награду сама обретет непреложно душа. Вернется плодами — что пальмы корнями впитали. В убытке ты будешь едва ли.
* * *
Неправедных гнев им самим причиняет урон. Сердца их — что камень, который навек расщеплен. А праведных гнев — что озерная гладь: зацепила Стрела — и опять все, как было.

Поэзия на новоиндийских языках и Фарси

Из «Чарья-Гити» [337]

Перевод В. Микушевича

1Пять ветвей [338] на чарующем дереве-теле. Время в мыслях царит, в этом зыбком пределе. Утвердишь Несказанное знанием точным, И Великое счастье окажется прочным. Величайшие подвиги тоже бесцельны, Если радость и горе людское смертельны. Опыт мнимый навеки отсечь постарайся! Окрылен пустотой, на нее опирайся! Я провидел незримое в явственных видах. Возносил меня вдох и поддерживал выдох. 17Тыква-солнце; струною луна послужила; Зазвучала, запела великая жила. Несравненная лютня запела нежнее: Пустота многострунная чутким слышнее. В раздвоении гласные вторят согласным; Лучший слон [339] восхищен единеньем прекрасным. И поют, осчастливлены дланью нетленной, Тридцать две драгоценных струны во вселенной. Пляшет йог, неустанно богине внимая, Но трудна Просветленному пляска такая. 19Бытие и нирвана, как два тамбурина; Дух с душою — кимвалы в руках властелина. Бубнам бить, ликованью в сердцах не кончаться; Канха [340] с Неприкасаемой вышел венчаться. В этом браке свое распознал он рожденье, Потому что приданое — освобожденье. Возвещает любовь, и любовь знаменует: Тьма ночная навеки в объятьях минует. Ею, Неприкасаемой, вознагражденный, Восприемлет он смысл, до рожденья врожденный. [341] 21Ночью мышь залезает высоко-высоко. [342] Хочет мышь полизать сокровенного сока. Мышь — дыханье твое. Ты убийца дыханья, Чтобы впредь не сновать ему средь мирозданья. Повредив самому существу и основе, Мышь-дыханье грозит нашей сладостной нови. Мышь во мраке чернеет, ночами незрима, В небесах мельтешит, вожделеньем гонима. Умертви грызуна, покорись наставленью, И навеки положишь конец вожделенью. Усмири грызуна ради вечной основы, И навеки спадут вековые оковы. 22 [343] Бытие и нирвана — заманчивый морок. Ты в тенетах своих же! Так разве ты зорок? Мы навеки затеряны в непостижимом; Умирая, рождаемся в неудержимом. Жизнь и смерть лишены различительных знаков. Для живого и мертвого путь одинаков. Если смерти боишься ты, бойся рожденья! Может быть, заклинанья сильней наважденья? В этом мире подлунном и в мире небесном, [344] Постарев, умирают в обличье телесном. Жизнь к рожденью ведет или к жизни рожденье? [345] Перед этим вопросом бессильно сужденье. 31 [346] Исчезает сознание, дух исчезает; Затерявшись в неведомом, «я» ускользает. Бубном будит прозренье немые просторы; Аджадева парит безо всякой опоры. Серебрится луна, приподняв покрывало. [347] С ней сознанье, лишенное чувства, совпало. Наконец, пересилив природу людскую, Овладев пустотой, в пустоте торжествую. Так, не ведая больше ни страха, ни гнева, Навсегда бытие превозмог Аджадева. 40 [348] Человеческий разум коснеет в ничтожном, И спасения нет в благочестии ложном. Не для разума смысл, до рожденья врожденный, Несказанным от суетных чувств огражденный. Смысла нет в поученье твоем неустанном. Так зачем же беседовать о несказанном? Обесценено ложью любое реченье. Взял глухого немой на свое попеченье. Чем богат Победитель [349] , проникнутый светом? Лишь глухому немой повествует об этом. 45Разрастается древо-сознанье годами. Ветви — чувства. Желанья зову я плодами. Крепок ствол, нашим благом и горем взращенный, Так что может срубить его лишь просвещенный. Утомляется тот, кто рубил неумело, И бросает, глупец, непосильное дело. Кроме неба, топор никакой не пригоден. Беспредельный покров пустоты превосходен. Наилучший топор — многомудрое слово. Лишь бы только не выросло дерево снова!

337

«Чарья-гити» можно перевести как «Песни (истинного) пути». В них нашли отражение идеи и ритуалы тантрического буддизма. Среди исследователей существуют различные точки зрения на проблемы истолкования «чарья-гити», но во всяком случае ясно, что эти тексты описывают и предписывают определенного рода мистический опыт, используя язык символов, иносказаний и парадоксов (в этом смысле их можно сравнить с «коанами» дзэн-буддизма). Философской основой буддистского тантризма была «шуньявада» (букв.: «учение о пустоте»), считавшая истинный опыт, истинную суть мира неописуемыми, «пустыми». Согласно «шуньяваде», различие между сансарой (бытием) и нирваной (высшей целью буддиста, выходом за пределы бытия) — условно, так как поистине это одно и то же, и трудность состоит лишь в осознании истины. Тантризм предлагал определенные психо-физиологические методы постижения этой истины, обретения высшего знания («Великого счастья»). По-видимому, «чарья-гити» — «жанровое» обозначение особого рода текстов (как, скажем, псалмы или коаны). Крупнейшее рукописное собрание таких текстов было обнаружено в начале XX века бенгальским филологом X. Шастри. Единичные «чарья-гити» известны и по другим письменным источникам. В устной передаче они бытуют среди буддистов Непала, Тибета, Монголии и Бурятии. Рукопись X. Шастри содержала пятьдесят «песен» с санскритским комментарием. Авторство «песен» приписывается так называемым «сиддхам», то есть легендарным буддистским подвижникам, датировка (и даже историчность) которых весьма неопределенна. По лингвистическим соображениям «чарья-гити» из рукописи X. Шастри обычно датируют XI–XII веками, хотя некоторые из них могут иметь и более раннее происхождение. Эти пятьдесят «чарья-гити» входят (в тибетском переводе) в тибетский буддистский канон. Существует монгольский перевод (сделанный с тибетского) в составе монгольского буддистского канона. Есть несколько полных научных переводов на английский язык и один частичный на французский. Перевод В. Микушевича — первый опыт поэтического переложения «чарья-гити» на европейский язык. В основу перевода положено издание: P. Kvaerne. Songs of the Mystic Path. A Study of the Caryagiti. Bergen, 1972. Нумерация «песен» — по этому изданию (соответствующая нумерация в рукописи X. Шастри).

338

Автором этой «песни» назван Луи-па, первый в традиционном списке «сиддхов». Пять ветвей— пять «скандх», то есть пять чувств вместе с соответствующими аспектами воспринимаемого мира. Стихотворение в целом противопоставляет ложный путь обычной йоги истинному пути тантрической медитации: йог устраивается под деревом, но лучшее дерево — собственное тело; йог садится на подстилку из священной травы, но лучшее сиденье — собственное дыхание и т. д. (ср. ниже стихи Лал-дэд и Кабира).

339

Текст анонимен. Лучший слон— человеческий дух.

340

Канха(пракритская форма имени «Кришна») — один из «сиддхов».

341

…смысл, до рожденья врожденный. — В ор. слово «сахаджа», один из ключевых терминов тантризма. Буквально переводится как «сорожденное»; может быть истолковано как «истинная суть мира, раскрывающаяся человеку в непосредственном восприятии».

342

Автором этой «песни» назван Бхусуку.

343

Автором этой «песни» назван Сараха.

344

В этом мире подлунном и в мире небесном… — То есть в мире людей и в мире богов (по индийским представлениям, боги тоже смертны).

345

Жизнь к рожденью ведет или к жизни рожденье?(В ор.: «Рожденье ли причина кармы, или карма причина рожденья?») — То есть: «Что причина, а что следствие в бесконечной цепи рождений и смертей?»

346

Описание мистического опыта.

347

Серебрится луна, приподняв покрывало. — Ср. у Ф. М. Достоевского в романе «Идиот» рассказ князя Мышкина о человеке, который, стоя на эшафоте, подумал, что после смерти он сольется с золотым сиянием купола церкви.

348

40 и 45. Автором этих «песен» также назван Канха.

349

Победитель— Будда.

Шейх Фарид [350]

Перевод И. Ивановского

* * *
Давно просватана душа, все ближе скорбный миг, И ангел смерти к ней придет и свой покажет лик. Он кости тела раздробит, души непрочный дом, Так чаще говори душе, что жить недолго в нем. Душа пойдет за женихом, неотвратим уход. Кого она в прощальный час за шею обоймет? О, как ты узок, мост Сират [351] ,— тончайший волосок! Фарид! Вставай и уходи, когда наступит срок. Смотри, Фарид: года прошли, стал сахар горше яда. Лишь Бог тоску мою поймет, он помощь и отрада.

350

Шейх Фарид — В священной книге стихов «Ади-грантх» содержится более ста строф, приписываемых некоему (Шейху) Фариду. Историки пенджабской литературы обычно отождествляют автора этих строф со знаменитым суфийским проповедником по имени Шейх Фарид Шакаргандж, жившим в конце XII — начале XIII века. В таком случае стихи Шейха Фарида оказываются древнейшими памятниками пенджабской литературы. Авторитетные европейские исследователи, однако, полагают, что данные стихи принадлежат поэту, современнику гуру Нанака (конец XV — начало XVI в.). Интересно отметить, что некоторые из строф Шейха Фарида, входящих в «Ади-грантх», в других рукописных традициях приписываются Кабиру. Переводы публикуются по изданию: «Дневные звезды. Восточный альманах». Вып. второй. М., 1974, с. 11–28.

351

Мост Сират— по кораническим представлениям, мост толщиной в человеческий волос, ведущий в рай. Праведники проходят по нему, а грешники срываются в геенну огненную. Буквальный перевод последней строки: «Фарид! Слышны звуки ада! Не промотай жизнь впустую!».

* * *
Фарид! Прекрасные глаза пленяли все сердца, А нынче в черепе пустом — гнездо и два птенца.
* * *
Фарид! Не попирай земли надменною стопой. Пока ты жив — земля внизу, а умер — над тобой.
* * *
Фарид! Любимый далеко [352] , густая грязь повсюду, Но пусть я вымокну насквозь — в разлуке жить не буду.

352

Фарид! Любимый далеко… — Имеется в виду бог.

* * *
Фарид! Нам патока сладка, душистый сладок мед, Но с ними сладость божества в сравненье не идет.
* * *
Фарид! Я с Богом разлучен, я в горе небывалом. Тоска матрасом служит мне, страданье — одеялом.
* * *
Фарид! Кто возводил дома, кто выстроил дворец, Но всем, кто суете служил, пришел один конец.
* * *
Фарид! Здесь ангел смерти был, ограбил дом души, Глаза-светильники задул и прочь ушел в тиши.
* * *
Фарид! Роскошные дворцы бессмертья не дают. Не забывай, что недалек последний твой приют.
* * *
Фарид! Наш долг — творить намаз, ходить в мечеть пять раз, А кто не ходит — подлый пес! Он не пример для нас.