– Тсс!!! – вдруг забеспокоился охотник. – Вы слышите, как тихо кругом?

– Ну, тихо. А кому тут кричать-то?

– А куда делись птицы?

И в самом деле, тишина, вдруг показавшаяся парням какой-то мертвой, гнетущей, охватила опутавшую заброшенный храм сельву, птицы уже больше не пели, да и ягуар перестал рычать… Нет, вот снова послышался рык… Там, дальше…

А вот закричал кецаль – это подавали условный знак спрятавшиеся в зарослях воины.

– Сюда кто-то идет, – вглядываясь в быстро наступающую тьму, напряженно промолвил Сипак. – Я бы на вашем месте где-нибудь спрятался.

Асотль хмыкнул:

– И интересно где? Разве что только на крыше… Впрочем, почему бы и не там?

Друзья едва успели последовать совету Асотля, как внизу, у подножья пирамиды, послышались чьи-то приглушенные голоса. Ага… Вот на лестнице мелькнули тени. Кто-то поднимался наверх. Кого-то тащили…

Небо сделалось темным, и полная луна, до того белесая и полупрозрачная, вдруг вспыхнула, словно яркий оранжево-желтый фонарь, залив медным светом террасу. Не было видно лиц – одни лишь тени.

О, они были весьма деловиты, суетились, бегали, негромкими репликами нарушая тишину только что опустившейся ночи. Три черные тени без лиц, – по всей видимости те, кто имел здесь полное право распоряжаться, – остановились у входа в храм перед разбитым жертвенником.

– Когда же наконец мы заменим плиту, – желчно промолвил один, похоже, это был старик, уж по крайней мере не молодой, точно.

Судя по голосу другого, тот был куда моложе да и говорил благоговейно, как с более старшим не только по возрасту:

– Мы сделаем, обязательно сделаем…

– Иначе ведь стыдно за Тлалока! Впрочем, можете и не делать… Все равно уходить. Плодородные долины юга ждут нас.

Ах, вот это что за святилище! Тлалок. Грозное божество грома и молний, пожиратель человеческих сердец, кровожадный демон ночи. А ведь жрецы, – а эти трое точно жрецы – явились сюда не зря…

Ну конечно… Вон, кого-то тащат!

Говорят вполне понятно, но сильно растягивают слова и глотают гласные… Это не ацтеки, какие-то родственные племена… Болотные люди?

– О, великий! – Вдруг с явным ужасом в голосе воскликнул дотоле молчавший третий – молодой, можно сказать даже – юный. – Ты решил принести в жертву обеих?

– Троих! – усмехнувшись, заявил старик. – Не забывай о мальчишке.

– Но он же… И эта, которую нам…

– Мало кто нам что скажет?! – жрец повысил голос. – Кто смеет нам приказать, кроме великих богов?

– Но мы же обещали…

– Кому?! Этим легковерным дурачкам-ацтекам? А с чего бы это мы должны сторожить их дев?

Старый жрец расхохотался, жуткий, хриплый, как клекот орла, смех его пронзил тишину и словно бы сделал ночь еще темнее.

– Нет! Мы сегодня принесем в жертву всех троих! А потом уйдем… Нам все равно уходить, так какая разница – чуть раньше или чуть позже? Зато Тлалок будет доволен… как и Шипетотек – мальчишку мы принесем в жертву ему… Ох, давненько я не носил накидок из человеческой кожи!

Упырь!

Старый гнусный упырь, ишь как ты распалился! Экстаз прямо-таки сродни сексуальному.

А суетившиеся у храма тени деловито готовили свое мерзкое действо. Кто-то спрашивал, не забыли ли жертвенный нож, кто-то кому-то передавал веревки…

Чу!

Страшный крик вдруг прорезал округу…

Нет, судя по всему, это вовсе не был крик жертвы:

– У-у-й, а-а-ай, эта гнусная змея… Эта тварь… Эта… укусила меня за палец! О, великий жрец, позволь мне лично…

– Нет! Все пусть идет, как и должно.

У жертвенника вновь послышалась какая приглушенная возня.

– Прыгаем вниз, – обернувшись, прошептал друзьям Асотль. – Хватаем жертвы – и по лестнице. А там наши встретят.

Крик кецаля оказался внезапным, как внезапным было и нападение. Трое друзей, подобно молниям, бросились вниз, к жертвеннику, сталкивая с пирамиды жрецов, или кто там уж попадался под руку.

Выхватив у какого-то черта обсидиановый нож, сотник разрубил путы, связывающие распростертую на террасе жертву, рывком поднял на ноги…

– Бежим! Вот только кусать меня не надо.