высшую ценность, чем только ценность формального упражнения

мышления.

Прибавление 1–е. Раньше всего нужно поставить вопрос, что

является предметом нашей науки? Самым простым и понятным ответом

на этот вопрос служит следующий: этим предметом является истина.

Истина есть великое слово и еще более великий предмет. Если дух и

душа человека еще здоровы, то у него при звуках этого слова должна

выше вздыматься грудь. Однако здесь тотчас же выступает но:

но доступно ли нам познание истины? Кажется, как будто, что есть

какое–то несоответствие между ограниченным человеком и сущей

в самой себе истиной. Возникает вопрос, где мост между конечным и

бесконечным? Бог есть истина; как нам познать его? Добродетель

смирения и скромности как будто находится в противоречии с таким

предприятием. Но часто задают также вопрос: может ли быть познана

истина? — лишь для того, чтобы найти оправдание дальнейшей

жизни в пошлости своих конечных целей. Такому смирению грош цена.

Впрочем, вопрос, как могу я, жалкий земной червь, познать истину,

отошел в прошлое; его место заняли гордыня и самомнение,

и теперь люди воображают, что они непосредственно находятся

в истинном.

Юношество стараются убедить в том, что оно обладает истиной

(в области религии и нравственности) уже как бы от природы. В

особенности его убеждают в том, что все старшее поколение погрязло и

закоснело во лжи. Для юношества взошла будто бы утренняя заря,

а ciapniee поколение прозябает в болоте обыденщины. Относительно

41

частных наук юношеству говорят, что их, разумеется, надо изучать,

но лишь в качестве средств для внешних, практических целей. Здесь,

таким образом, удерживает от изучения и познания истины не

скромность, а уверенность в безусловном обладании ею. Старшее поколение,

правда, возлагает свою надежду на юношество, ибо оно должно

продолжать строить мир и двигать науку. Но эта надежда возлагается на

юношество постольку, поскольку оно не останется таковым, каково

оно есть, а поскольку оно возьмет на себя тяжелый труд духа.

Существует еще другая форма скромности по отношению к истине.

Эта скромность есть важничанье по отношению к истине, подобное

тому, какое мы видим у Пилата в его вопросе, обращенном к Христу.

Пилат, как человек, который все решил, который потерял ко всему

интерес, спросил: что есть истина? Этот вопрос имеет тот же смысл,

что и слова царя Соломона: все суета. В нем ничего не осталось, кроме

субъективной суетности.

Познанию истины противится также робость. Ленивому уму легко

приходит в голову мысль: не надо очень уж серьезно относиться к

философствованию. Можно слушать также и лекции по логике, но они

должны нас оставить такими, какими мы были раньше. Эти люди думают,

что если мышление выйдет за пределы обычного круга представлений,

то это не приведет к добру; волны мысли будут тебя бросать в разные

стороны и в конце концов все же выбросят на мель преходящих

интересов, от которых напрасно оторвался. Каков результат таких

взглядов, это мы видим в жизни. Можно, разумеется, приобрести разного

рода умения и сведения, сделаться рутинным чиновником и вообще

приобрести должную подготовку для достижения своих частных

целей. Но совсем не то — развить свой дух для более возвышенной

цели и стремиться к ее достижению. Можно надеяться, что в наше

время в умах молодого поколения зародилось стремление к чему–то

лучшему и оно уже не будет удовлетворяться мякиной внешнего

познания.

Прибавление 2–е. Что предмет логики есть мышление, — с этим

все согласны. Но о мышлении можно иметь и очень высокое и очень

низкое мнение. Так, например, с одной стороны, говорят: это —

только мысль, разумея под этим, что мысль субъективна, произвольна

и случайна, а не есть сам предмет, не есть само истинное и

действительное. Но, с другой стороны, можно также иметь и высокое мнение

о мысли и понимать так, что одна лишь она постигает высочайшее,