Откинув край, я увидел дверцу в полу. Она легко отошла в сторону, и перед моими глазами вспыхнул багряный клинок Разлома.

– Это проклятый меч, – чуть слышно произнес Ледовик. – Отрубишь им руку, и больше не сможешь ее вернуть.

– Гладиус был обычным, – сказал Уильям Шекспир. – Я купил их у расстриги-гнома, на Шамаханском базаре. Простая сталь, даже без заклятия Точности. Но здесь, в этом подземелье…

Он поежился.

– Магия султана оказалась сильнее. Решайся, маг; у тебя осталось не так-то уж много времени.

Корзина, в которой стоял Ледовый, содрогнулась вновь.

Трос его почти разорвался.

– Я не отдам руку, – выкрикнул Огненный.

Чародей Холода смотрел на проклятый меч.

– Раздери тебя Терри Пратчетт!

Маг Огня швырнул свой гладиус вниз. Он сразу исчез под ворохом игуан; те пытались сожрать его, но их зубы только бессильно скользили по заговоренной стали.

Ледовик положил руку на край корзины.

Примерился мечом для удара.

Огненный срывал с себя мантию, доспех, амулеты. Он швырял их вниз, один за другим, а мифриловые трос над ним продолжал рваться.

Я взял меч в зубы.

Много раз видел, как это делают герои на старинных гравюрах. Наверное, художникам невдомек, что сталь холодная, скользкая и удержать ее очень сложно, – даже если ты просто стоишь на месте.

Я схватился за одну из веревок, и вспрыгнул на край гондолы.

– Что хуже, остаться жить без руки или умереть здесь? – спросил Уильям Шекспир. – Вам решать, джентльмены. Я не стану вас уговаривать. Если вы не цените свою жизнь, – значит, она и правда ничего не стоит…

Огненному больше нечего было снимать; он швырнул вниз серебряную цепочку, и замер, в дикой надежде глядя на такую близкую дверь.

Но его гондола не двигалась.

Я стал карабкаться вверх, по стропам.

Ледовик смотрел на меня.

Он понял, что я собираюсь сделать, но не собирался рисковать сам. Мои ноги скользили по натянутым веревкам, а голова кружилась после паров чимаранга.

Ничего, – если я упаду, то даже не успею расстроиться.

Теперь я был над гондолой.

Правая рука впилась в мифриловый трос. От него мало что осталось; в любой момент он грозил порваться, обрушив гондолу вниз.

Но меня в ней уже не будет.

Теперь можно вынуть меч изо рта. Непростая задача, – я ведь не хотел порезаться проклятой сталью. Такая рана не заживает; я истеку кровью и умру, даже если смогу выбраться из подземелья.

Значит, не надо спешить.

Вот так.

Огненный схватился за край гондолы.

Его гондола не двигалась; и чародей понял, что не смог побороть заклятие.

Я размахнулся, и с силой ударил мечом по стропам. Все просто; я отрублю их, и корзина полетит в пропасть, на головы игуан. Заклятие канатной дороги проснется вновь, и обрывок троса доставит меня прямо к двери, к свободе.

Это был простой и удачный план, – он не мог не сработать.

Заговоренное лезвие закричало, взвизгнуло, – и отскочило от обычной веревки, словно от панцыря болотного носорога.

– Не пытайся обмануть Подземелье, – сказал Уильям Шекспир.

Ледовик понял, что я проиграл.

Быстрым, резким движением чародей отсек себе руку.

Она полетела вниз, в радуге свежей крови. Двухглавые игуаны набросились на обрубок, и сожрали его за пару секунд.

Гондола Ледовика дернулась, и заскользила дальше, по канатной дороге, стремительно набирая скорость.

Мифриловый трос вспыхнул огнем; порванные жилы сходились, спаивались, и через пару секунд колдовская веревка полностью возродилась.

– Я победил, – чуть слышно прошептал Ледовой.

– Кинь мне клинок! – в отчаянии крикнул Огненный. – Дай мне меч, брат!

Чародей Холода обернулся к нему, подняв гладиус в здоровой руке.

Затем улыбнулся, и швырнул его в пропасть.

Последняя жила лопнула, – и маг Огня обрушился вниз, вместе с гондолой.

На краткий миг ему удалось подняться, расшвырять двухглавых, вскарабкаться на обломки, – колдун протянул вверх сжатые кулаки, сотрясаясь от ярости.

Потом игуаны повалили его и разорвали в куски.

Мой трос продолжал трещать.