Я рубанул веревку еще раз, потом выпустил меч.

Еще одна жила лопнула.

Тогда я вскарабкался чуть повыше, – и перехватил трос там, где он крепился к рельсу канатной дороги. В тот же момент, веревка порвалась; и моя гондола со скрипом рухнула вниз, круша черепа и ломая позвоночники тварям.

Я остался висеть на маленьком, ничножном обрывке, – и чувствовал, что мои руки начинают скользить.

Сколько я сумею так провисеть?

Минуту?

Меньше?

Трос дернулся, и заскользил вперед, все быстрее.

Боже.

Только бы не сорваться.

Я знал, что нельзя смотреть вниз, но не мог побороть себя. От Огненного не осталось даже кровавой лужи; двухглавые игуаны ползали по обломкам гондол, и поднимали ко мне багряные морды.

Правая рука сорвалась.

На краткий миг мне показалось, что я падаю; судорога свела пальцы, и я вцепился в трос так отчаянно, словно в этой жизни мне и правда было, о чем жалеть.

Выход из подземелья так близко…

Я хотел подтянуться, и снова ухватить за обрубок правой рукой. Но я боялся, что левая тоже выскользнет.

Вечный выбор…

Сдохнуть потому, что не сделал ничего вовремя, – или оттого, что чересчур суетился?

Ледовой добрался до двери.

Он вышел из гондолы, и посмотрел на меня.

Нет, я буду бороться…

Медленно, напрягая последние силы, я стал осторожно подтягиваться на левой руке. Холодный мифрил врезался мне в кожу. Сначала пальцы болели, потом я перестал их чувствовать.

Еще немного, еще пара дюймов, и я ухвачусь…

– Прощай, эльф, – сказал чародей Холода. – Я ухожу один.

Я сорвался.

Пальцы разжались, и я с криком полетел вниз, – на маленькую платформу, перед чертовой дверью. Меня швырнуло о камень, кости хрустнули, и я был уверен, что к троллям-астрологам сломал себе обе ноги.

Площадка была узкой; я покатился по ней, и перелетел через край.

В последний момент, мне удалось схватиться за камень.

Ледовик смотрел на меня, сложив руки на груди.

– Помоги мне, – прохрипел я.

Мертвые глаза мага впились в меня.

– Дверь заперта, – негромко произнес он. – А теперь обернись.

Я повиновался.

Белая карта стала теперь багряной.

Заклятие Бубонной чумы почти пробудилось. От смерти нас отделяла только пара секунд.

– Ты обманул нас, эльф, – сказал маг Холода.

Я напряг все силы.

Казалось, мускулы во мне рвутся на куски, – точь-в-точь, как жилы на мифриловых тросах. Мои ноги качнулись, я снова заскользил вниз, по гладкому камню, – но в тот же миг, каким-то безумным чудом, мне удалось вскарабкаться.

– Слишком поздно, – сказал Уильям Шекспир. – Я совершил ошибку, когда поставил на вас. Теперь придется все начинать сначала. Прощайте.

Он исчез.

Я лежал на холодном камне, тяжело дыша.

В воздухе раздавалось потрескивание, – это был шелест проклятия, готового вырваться на свободу.

– Дверь должна открыться, – прохрипел я.

Я поднял голову.

Ледяной маг стоял надо мной, подняв правую руку. Из левого плеча сочилась темная кровь.

– По крайней мере, я смогу убить тебя, эльф, – прошептал чародей. – Пусть это будет последнее, что я сделаю.

В его ладони стремительно нарастал Ледяной орб.

Янтарные клетки растаяли, и колдовское могущество вновь вернулось к хобгоблину.

– Do your best, – прошептал я.

Он швырнул в меня рокочущий шар льда.

Я сорвал с шеи янтарный амулет, и поднял перед собой. Магический снаряд отразился, охнул, и врезался в стену, за спиной чародея Льда.

Бубновая дама стала смеяться.

Тяжелый кусок гранита оторвался от скалы, – там, куда в нее попал орб, обрушился вниз, на нашу платформу. Тихо щелкнул спрятанный в стене механизм; и дверь на свободу стала медлено открываться.

Чародей Холода нырнул туда, и исчез в сиянии солнца, – прежде, чем тяжелая плита успела подняться вся.

Я рванулся за ним.

За нашими спинами раскатился хохот Бубновой дамы.

Когда все подарки был вручены, женихи отошли немного в сторону.

Лодочник бросил грозный взгляд на сопровождающих.

Особый гнев его вызвал ворм, который не словил момент, и продолжал в наступившей тишине громко и энергично чавкать, запивая шампанским.