Леди Артанис запнулась, подбирая нужное слово.

– Услуги.

– Понимаю, – сказал старик. – На чай останетесь?

Баронесса вежливо отказалась.

– Странные слухи ходят по городу, – рубанул лорд Николас. – Говорят, ваш внук уже объявил, что Франсуаз выбрала его? И уже начал рассылать приглашения?

– Что? – у старого пралорда глаза чуть не вылезли на лоб. – Впервые об этом слышу.

Он сел, горестно подпер подбородок, смахнул со щеки несуществующую слезу и с детским придыханием просюсюкал:

– Никто в этом доме со мной уже не считается. Теперь понимаю, почему внук заперся на три дня в Бастионе душ. Боялся деду признаться, что женится. Так разве ж я против? Наоборот, Френки, я вас благословляю. Хотя, может, и тебе это неинтересно…

Леди Артанис бросилась утешать пралорда.

Они о чем-то шептались в уголочке, наконец старик сменил гнев на милость, перестал брюзжать и сказал:

– Ошибка тут вышла. Не мог Лодди так поступить, насплетничал вам кто-то на нашу семью. Вот он вернется, тогда и поговорите.

Изображая крайнюю степень изнеможения, старец поднялся, и тяжело оперся на руку своей любимицы.

– Рад был, что ты приехала, милочка Артанис, и тебе рад, Френки. А уж как счастлив знакомству с вами, ченселлор, так и слов таких нет, чтобы выразить. Устал я что-то. Пойду вздремну.

Ледяной маг шагнул к запертой двери.

Его рука поднялась, и маленький серебряный ключ блеснул в ней, оскалом хищных бороздок.

– Если хочешь помолиться, эльф, – сказал чародей. – Самое время.

– Эльфы не верят в богов, – ответил я. – Нам некому молиться.

В ту же секунду, дверь ожила.

Ржавый металл расплавился, обратившись в лепестки зла. Тонкие струи-щупальца зазмеились вокруг руки Ледового. Впились в нее, растерзали плоть, в кровавую муку раскрошили кости.

– Больно, чародей? – спросил Харблинг. – Можешь еще повернуть назад.

С тихим скрежетом, из правой стены вынырнула панель.

Короткая пила лежала на ней.

– Отпили себе руку, и я позволю тебе уйти, – прошелестел голос изниоткуда.

Ледовой поднял голову.

Мертвые глаза распахнулись, и алые тени вырвались из них. Они заметались под призрачными сводами Кельи, плакали и кровь падала с их крыльев.

– Здесь никого нет, – сказал Ледовой. – Это просто запись.

Его пальцы, сломанные много раз, чудом держались на тонких лоскутах кожи. Чародей сжал кисть, – словно та была совершенно здорова, – и с треском вырвал жидкие щупальца из двери.

Громкий, оглушительный крик сорвался и замер, когда Умерло заклинание.

– Повернуть назад, повернуть назад.., – бормотали, затихая, искореженные слова Харблинга.

Мифриловая пыль опала с двери, обнажая мореный дуб.

– Схалтурил, братец, – осклабился Ледовой.

Мясо на его руке стремительно начало нарастать.

Обломки костей сходились, взметая молнии, нервы и сухожилия растекались по свежей плоти.

– Ante reconvalescentiam! – прошептал чародей.

Ледяной круг упал с обрубленного плеча.

Жидкие струи металла, вырванные из заговоренной двери, шипели и извивались в его ладони, – словно волосы Медузы Горгоны. Внезапно они начали таять, – втягивались в прозрачную кожу, так вода уходит в раскаленный песок на берегу Последнего озера.

Новая рука, – из проклятого металла, – медленно вырастала на месте прежней. Ледовик смотрел на нее, – словно художник, любующийся своим творением. Эльфы не сильны в медицине; но по части регенерации нам нет равных, – по крайней мере, я думал так раньше, пока не увидел заклятие чародея Холода.

С тихим лязгом сомкнулась мифриловая ладонь.

Она была живой, – подвижная, гибкая, вовсе не похожая на застывшие пальцы металлических големов.

– Я могу сделать ее нормальной, из плоти и крови, – пояснил Ледовик. – Но, пожалуй, оставлю так.

Чародей вставил ключ.

Есть много причин, по которым ты тянешь потную лапку вверх, и становится добровольцем.

Одни просто не понимают, чем рискуют. Именно так, не думая, люди принимают важнейшие решения в жизни. А потом им приходится выдумывать бога, чтобы свалить на него вину за свои ошибки.