Выражение лица Хойта привело его в ярость.

— Я что, требую, чтобы ты повинился? Ты мне не сторож и не нянька — ни тогда, ни теперь. Я стою тут, как и много веков назад, проклиная невезение или собственную глупость, позволившую тебе втянуть меня в это дело, когда я рискую получить деревянный кол в сердце, и я буду стоять на этом же месте много веков спустя. А ты, Хойт, — пища для червей. Так кому же из нас улыбнулась судьба?

— К чему вся моя магия, если я не могу изменить всего одну ночь, вернуть одно мгновение? Я должен был пойти с тобой. Умереть за тебя.

Киан вскинул голову, и на его лице проступила ярость, как во время драки.

— Не взваливай на меня свою смерть и свои сожаления.

Но Хойт оставался спокоен.

— А ты бы принял смерть ради меня. И ради них. — Он обвел рукой могилы.

— Когда-то…

— Ты — моя половина. И тут ничего не изменишь — в кого бы ты ни превратился. Ты знаешь это не хуже меня. И дело не только в крови и плоти. Под внешней оболочкой мы такие же, какими были всегда.

— Я не могу существовать в этом мире, чувствуя это. — Эмоции Киана прорвались наружу, проступили на лице, в интонациях голоса. — Я не могу все время оплакивать себя или тебя. Или их. А ты все время заставляешь меня возвращаться к этим мыслям, черт бы тебя побрал!

— Я люблю тебя. С этим ничего не поделать.

— Того, что ты любишь, давно нет.

Неправда, подумал Хойт. И доказательством тому служат розы, посаженные Кианом на могиле матери.

— Ты стоишь тут со мной среди могил наших родных. Ты не слишком изменился, Киан, — иначе не пришел бы сюда. — Хойт дотронулся до лепестков розы. — И не посадил бы их.

Внезапно глаза Клана наполнились неизбывной тоской.

— Я видел смерть. Тысячи и тысячи смертей. Старость, болезни, убийства, войны. Но не видел их смерти. А цветы… Большего я не мог для них сделать.

Хойт убрал руку, и лепестки полностью раскрывшейся розы посыпались на могилу матери.

— Этого достаточно.

Киан посмотрел на протянутую руку Хойта, тяжело вздохнул.

— Черт побери нас обоих. — Он пожал руку брата. — Мы слишком долго гуляем. Не стоит больше испытывать судьбу. К тому же я хочу спать.

Они направились к дому.

— Ты скучаешь по солнцу? — спросил Хойт. — По тому, как его лучи скользят по лицу?

— Говорят, солнце вызывает рак кожи.

— Гм. — Хойт задумался. — Но его тепло летним утром…

— Я об этом не думаю. Мне нравится ночь.

Хойт подумал, что еще рановато просить Киана пожертвовать немного крови для эксперимента.

— Чем ты зарабатываешь? А в свободное время чем любишь заниматься? Ты…

— Всем, что доставляет удовольствие. Но больше я люблю работать, работа приносит удовлетворение. И делает игру еще более привлекательной. Невозможно за время одной утренней прогулки под дождем охватить несколько столетий — даже если бы я захотел. — Он положил меч на плечо. — Скорее всего, это закончилось бы твоей смертью, которая избавила бы меня от дальнейших расспросов.

— Я не слабак, — парировал Хойт, и голос его зазвучал бодрее. — И я доказал это. Посмотри на фонарь у себя под глазом.

— Он пройдет быстрее, чем твой, разве что снова вмешается эта ведьма. В любом случае я дрался не в полную силу.

— Чушь.

Мрачное настроение, охватившее Киана на кладбище, начало рассеиваться.

— Если бы я не сдерживался, пришлось бы копать тебе могилу.

— Давай повторим.

Киан покосился на Хойта. Воспоминания — приятные, которым он так долго противился, обрушились на него.

— В другой раз. И я вздую тебя как следует. И даже если ты придешь в себя, то уже не сможешь кувыркаться со своей рыжей.

— Я скучал по тебе, — улыбнулся Хойт.

Киан ускорил шаг, направляясь к показавшемуся из-за деревьев дому.

— Будь я проклят, но мне тоже тебя не хватало.

Опустив заряженный арбалет, Гленна стояла на страже у окна башни. Она понимала, что почти не имеет опыта обращения с этим оружием, а ее способность попасть в цель вызывает серьезные сомнения.

Но она не могла просто стоять, безоружная, и в отчаянии заламывать руки, словно слабая беззащитная женщина. Появись это проклятое солнце, она бы не волновалась. Более того, с раздражением подумала Гленна, не уйди братья Маккена — вероятно, чтобы выяснять отношения без свидетелей, — она была бы избавлена от ужасных картин, то и дело всплывавших перед ее мысленным взором: их разрывает на части стая вампиров.

Стая? Толпа?

Хотя не все ли равно? Клыки и злоба.

Куда же они запропастились? И почему они так долго не возвращаются в дом, оставаясь уязвимыми и беззащитными?