– Странно, правда? Когда дневник был найден в конце 1899 года, из ста двадцати страниц не хватало тридцати.

Немец пододвинул еще один негатив.

– Единственный снимок с последней катушки, который Фонду удалось проявить. Катушка с пленкой была найдена на теле Нильса Стриндберга. Она лежала в медном цилиндре в кармане его войлочной куртки.

Негатив сильно поврежден. Размытое изображение, испещренное темными пятнами идущего мокрого снега. На заднем плане на фоне черного льда – светлое пятно.

– Что это? Полынья? – спросил Дон.

– Нет, не полынья. Посмотрите на края.

Дон посмотрел негатив на свет. Провал во льду был идеально круглым, словно вырезанным по циркулю. А когда он присмотрелся к стоящей у края крошечной человеческой фигурке с биноклем, до него дошло, что провал очень велик, не меньше пятидесяти метров в диаметре.

– Снимок наверняка сделан Стриндбергом. Никто, кроме него, не умел обращаться с фотоаппаратом. Но нам так и не удалось определить, кто стоит у провала – Френкель или Андре.

Дон попытался мысленно превратить негатив в позитив, чтобы представить, как все это выглядело тем июльским днем 1897 года. Круглая пропасть в белом льду, на краю стоит человек с биноклем. Словно бы кто-то гигантской газовой сваркой прожег во льду идеально круглый туннель в центр Земли.

Эберляйн показал на линии в нижней части негатива:

– Восемьдесят два градуса пятьдесят пять минут северной широты. Утро шестнадцатого июля 1897 года. Они находятся именно там, куда последний раз указал луч Полярной звезды. Оставив шар, они добирались сюда не меньше суток.

Дон положил негатив, взялся за край последнего листа в тетрадке и посмотрел на Эберляйна. Тот молча кивнул, отвел руку Дона, вынул лист из тетрадки и аккуратно развернул на столе. На одной стороне была типографским способом напечатанная таблица – дата, координаты, атмосферное давление, осадки, сила ветра.

– Вырван из метеорологического дневника Френкеля, – пояснил Эберляйн и осторожно перевернул лист.

На обратной стороне поверх колонок таблицы Дон с трудом разобрал несколько слов. Чернила расплылись. Кое-что вообще невозможно прочитать.

– Он пишет невесте. – Голос Эвы Странд.

– Анне Шарлье, – кивнул Эберляйн. – Это последнее, что мы имеем.

Немец подвинул к себе последний лист и начал медленно и аккуратно складывать его – так, чтобы навигационные таблицы оказались наверху. Вложил в клеенчатую тетрадку и завязал шнурки.

– Именно при мысли об Анне Шарлье вся история кажется особенно трагичной. Разрешите?

Он забрал у Дона последний негатив и положил вместе с тетрадкой на дно шкатулки.

– Тела Френкеля и Стриндберга нашли два года спустя во льдах. В расщелине, на тридцатиметровой глубине. Труп Андре так и не нашли, но, если судить по последней записи в дневнике Стриндберга, его просто-напросто убили. Все, чем мы располагаем, – дневник Стриндберга и несколько разрозненных негативов. Вы сами видели – все документальные свидетельства умещаются в одном ящичке.

– Андре… – врастяжку сказал Дон. Язык ворочался с трудом. – Тело Андре нашли в их последнем лагере на острове Белом.

– На острове Белом?

– Да. Вы сказали, что труп Андре не нашли. Нашли. На острове Белом. – После первых произнесенных слов голос немного окреп. – Вы же должны знать про находки на Белом. Их последний лагерь, там нашли и тела, и все оборудование. И все фотографии Нильса Стриндберга, которые удалось проявить…

– Как я уже сказал, – прервал его Эберляйн, – эта часть истории весьма трагична, и вряд ли есть смысл в нее углубляться. – Он начал складывать в шкатулку оставшиеся негативы. – Шведы понятия не имели, где искать и как искать, – сказал он, не подымая головы. – Но немецкие финансисты знали координаты… Летом 1899 года Фонд послал спасательную экспедицию. Они нашли гондолу рядом с порванной оболочкой шара. В палатке на одеялах лежали записи Стриндберга и Андре – вычисления маршрута последнего броска. Так что экспедиции оставалось только следовать их расчетам.