В тот миг, когда она должна была с силой удариться о землю, водные путы лопнули, и Аруидвар, перевернувшись в падении, легко опустилась на ноги.

Вода струилась по ее телу, волосы, одежда — все было мокрым. Лицо ее сияло.

Она протянула к обоим наблюдателям руки, и с кончиков ее пальцев полились разноцветные струи.

— Я потеряла браслет! — снова крикнула она. — Уронила в водопад.

Элизахар посмотрел на Фейнне.

— Помочь ей?

Девушка вздохнула:

— Она не уйдет, пока не получит то, для чего приходила. Она ведь Эльсион Лакар.

— Любая женщина так поступает, — засмеялся Элизахар, но Фейнне даже не улыбнулась.

— Не любая.

— Там не в браслете дело, — сказал Элизахар задумчиво. — Она потеряла нечто большее, чем браслет.

— Или вообще ничего, — добавила Фейнне.

Аруидвар отступила, подняла над головой руки, зарылась ими в струи другого фонтана. Сквозь густую пелену воды видно было только, как сверкает, точно зеркало, ее темное лицо.

Зрелище завораживало: оно было красивым и вместе с тем отталкивающим, и все же Элизахар не мог оторвать глаз.

— Я пойду, — сказал он.

И быстро шагнул навстречу Аруидвар. Фейнне заметалась на месте. Ей хотелось крикнуть ему, чтобы он остался с нею, чтобы не приближался к эльфийской деве, у которой явно на уме какая-то проказа. Среди Эльсион Лакар были такие, что преследовали влюбленных и старались разрушить их чувство. Истинная любовь неразрушима, говорили они, но попробовать стоит.

Элизахар остановился в десятке шагов от Аруидвар. Теперь он отчетливо видел ее всю: очень смуглую, гибкую, очень высокую. Ее кожа светилась, каждый изгиб ее тела переливался сиянием, а глаза, напротив, были матовыми и тусклыми.

Она засмеялась, рассматривая Элизахара в упор, отступила еще на шаг и вдруг пропала среди струй фонтана. Вода поглотила ее.

В тот же миг Элизахар увидел на дне ущелья браслет: широкий золотой ободок, массивный, украшенный десятками самоцветов. Такое украшение вызывающе смотрится на тонком смуглом запястье, оно красиво на руке царственной особы и отвратительно на жирной лапе торговца. Изобилие украшений на этой вещи требовало особенного отношения, и Элизахар вдруг хорошо понял, почему Аруидвар так огорчалась из-за своей потери.

Он осторожно начал спускаться. Сперва это удавалось ему без особого труда, но затем выступы на скале стали значительно меньше, сам отвес — куда круче, но главное — камень здесь был сырой, скользкий, пальцы едва могли держаться.

Рев фонтанных струй был внизу почти невыносим. Диссонансы избивали слух, терзали его — так, как в другом мире бил бы по обнаженной спине кнут.

Неожиданно Элизахар понял, что не может выбраться. Струи были кругом, они обступили его и сомкнулись, тесно сплетясь, как ветви терновника. Пустые пространства между фонтанами были теперь затянуты картинами.

И каждая обладала собственным звучанием, как если бы Элизахар очутился в комнате, у которой вместо стен — раскрытые двери, и каждая, в свою очередь, ведет в другую комнату, а там, в той, другой комнате, происходят какие-то бурные, шумные события.

«Может быть, здесь родина музыки, — подумал Элизахар. — В первозданной грубости, страстная, она появляется на свет в фонтанных струях, низвергающихся с неба, а дальше — расходится по сторонам. Некоторые люди в силах услышать ее и записать, а другие — только воспринимают и передают, даже не подозревая об этом».

Он почти совсем добрался до браслета и потянулся уже, чтобы поднять вещь, когда неожиданно ощутил чье-то близкое присутствие. Он выпрямился и поднял голову. Аруидвар и Фейнне стояли где-то очень далеко, отделенные от него блестящей водной пеленой. Обе выглядели недостижимыми. Близость с Фейнне представилась теперь Элизахару как нечто невозможное, и он понял, что находится совершенно в другом мире.

Между тем чужое присутствие становилось все более настойчивым. Элизахар огляделся. Ему думалось, что, разглядев незнакомца, он сумеет понять, как выйти из ловушки. Но все происходило по непонятным правилам, и Элизахар, чтобы не растеряться окончательно, решил до поры вовсе не двигаться.

Издали он услышал крик Фейнне, и почти сразу картины, возникающие между столбами бьющей воды, вспыхнули ярче. Элизахар не понял, что послужило тому причиной. Может быть, они и появились сейчас здесь потому, что Фейнне представила их в своих мыслях. А может, они были здесь всегда, и приближение людей лишь вырвало их из пустоты и наполнило красками и светом.

В бесконечном падении застыла женщина; окутанная развевающимся шелком, она падала на острия мечей, вонзенных в землю, и каждый был нацелен на нее. Пылающие короны метались, как охваченные огнем бабочки, и среди них неподвижно стоял юноша с черным лицом и зелеными глазами: ни одна не задевала его. А затем появились две луны, гигантский золотой шар и ярко-синий шар поменьше, и они, расталкивая короны, то сближались, то расходились, выписывая в воздухе странные фигуры.