– Красиво излагаешь. А вот я хочу много денег. И дворец хочу. И вельможей стать. Что, осуждать будешь?

– Не буду, – отрицательно покачал головой Басов. – Иди своим путем. Что натворишь, за то и ответишь. Только чего ж вы все меня к себе зовете? Почему жалеете? Мне-то хорошо.

– Тебе хорошо, – кивнул Петр. – Ты вот здесь в шикарной гостинице живешь. В Петербурге состояние сколотил. В том мире не бедствовал. А я вот в коммуналке, с женой и маленьким ребенком – на восемьдесят долларов, как ты сам сказал. И хочу денег. И власти, чтобы никто у меня эти деньги не отобрал. Я же не собираюсь ни у кого воровать, не намерен никого притеснять. Я хочу спокойно зарабатывать и счастливо жить с семьей. Я хочу жить так, как в этой же Англии через четыре века. И что, будешь меня за это осуждать?

– Сказал же, не буду, – хмыкнул Басов. – Зарабатывай на здоровье. Только зачем ты это целью жизни делаешь? Добьешься – что будет? Цель жизни должна быть недостижима, ибо достигнешь – и считай, уже умер, хоть еще сто лет живи: смысла нет. Я сколько заниматься ни буду, всегда можно еще лучше. А ты? Ну, станешь вельможей. Дальше что? Брюхо набивать да дворовых девок в постель таскать?

– Там тоже может быть развитие, – уже без прежнего запала проговорил Петр.

– Ага, – кивнул Басов. – На “девятку” заработаешь – на “фольксваген” надо. Потом на “мерседес”. Потом нефтяные скважины прикупить надо, чтобы на “роллс-ройсе” ездить…

– А это плохо? – ухмыльнулся Петр.

– Да нет, – протянул Басов. – И деньги будут, и власть. Только когда ты эти скважины купишь, то обнаружишь, что нефтепровод-то через Чечню идет, и чеченцы нефть воруют. И тогда ты возьмешь классного парня Витю Белых и пошлешь убивать и умирать за твой нефтепровод. Заметь, не чтобы русских там защитить, а за жижу, которая горит. И он погибнет там, думая, будто родину защищает. Вот так-то.

– А твой мир, значит, лучше? – взвился Петр. – Мне Макторг рассказывал, как ты полсотни людей в русской миссии перед побегом положил. Добренький! Эти, которых ты положил, они тоже думали, что за царя, за родину, за веру в бой идут!

– Я там, Петя, человека спасал. Человека, несправедливо обвиненного, – размеренно произнес Басов. – А те, кто за царя, за родину, за веру, – они сами должны были думать. Если видишь, что правитель преступления совершает, приказ – не оправдание. У каждого своя голова на плечах. И я, когда туда шел, думал, что с жизнью расстанусь. На смерть шел. Но был уверен, что прав. И сейчас уверен, что правильно поступил. Видишь, оказалось, выжил. Не выжил бы – все равно стоило. Не смог бы я жить спокойно, если бы не сделал этого.

– Из-за Федора на смерть пошел? – изумился Петр. – Ты ж его почти не знал…

– Пошел. Понял, что не пойти не могу.

– И за любого бы пошел? – поднял брови Петр.

– Нет, – покачал головой Басов. – Но за него пошел. Ощущал, что надо, – и все тут.

– Ну, ты даешь! – Петр откинулся на спинку стула. – Ощущение, что надо умереть. Ощущение, что надо убить. Этак, знаешь ли, что угодно оправдать можно.

– Можно, – кивнул Басов. – Если оправдываться, а не быть честным с собой. А когда ты с собой честен, то за царя-убийцу под картечь за тридевять земель от дома не попадешь. И не будешь в мягкой постели угрызениями совести маяться, что не спас тех, кого мог спасти.

– Странный у тебя мир. И страшный.

– Да нет. Хороший и радостный, – ухмыльнулся Басов. – Ты вот вельможей стать захотел. Определил, что пока у тебя ста тысяч талеров не будет, тебе жизнь не в радость. А мне в радость. Что есть, то есть, что нужно – заработаю. Чего не заработаю, того не надо. Я от каждого шага удовольствие получаю. В карельском лесу деревьями любуюсь. Здесь – Тауэром. От театра удовольствия получаю. Кстати, ты не помнишь, когда Шекспир писать будет? Вроде его нет еще. А я бы с удовольствием в “Глобус” [16] на Гамлета сходил…

– Родился в тысяча пятьсот шестьдесят четвертом году, умрет в тысяча шестьсот шестнадцатом, – улыбнулся Петр. – Ему сейчас три года, и его постановок тебе еще лет тридцать ждать.

– Долго, – вздохнул Басов. – Не дождусь. А жаль.

– Уедешь? – спросил Петр.

– Уеду, – подтвердил Басов.

– И куда?

– Много куда можно, – пожал плечами Басов. – Мир велик.

– И чего тебе на месте не сидится?

– Интересно мне другие страны увидеть, – произнес Басов. – И неинтересно на одну и ту же стену смотреть. Даже дворцовую.

– Ну, в добрый путь, странник, – отозвался Петр.

– В добрый, политик, – усмехнулся Басов. Они поднялись, пожали друг другу руки и разошлись.

Длинной анфиладой послы правителя Северороссии прошли в тронный зал, где в окружении нескольких десятков придворных восседала Елизавета Первая. Петр украдкой, чтобы не нарушить этикета, разглядывал королеву. Правительница, скончавшаяся более чем за три с половиной столетия до его рождения. Одна из тех, чье царствование меняет политическую карту мира на века вперед. Женщина с продолговатым лицом и жесткими глазами, с тщательно уложенными волосами, увенчанными тонкой диадемой, украшенной драгоценными камнями, в черном, шитом золотом платье.