Ливадный Андрей Львович
Шрифт:
Теперь в облаке дыма и пыли около полусотни человекоподобных машин вновь начали собираться вместе.
…
Келган стоял у окна, когда первый ракетный удар обрушился на город.
Он не успел ни испугаться, ни ужаснуться открывшемуся на миг зрелищу, даже звона лопнувшего под ударом воздушной волны стекла не успел почувствовать глава сатта избранных, потому что вторая волна выпущенных «Фалангерами» ракет через доли секунд поразила Дворец Правосудия, где сканирующие системы «Хоплитов» зафиксировали самое плотное в городе скопление машин и энергопотребляющих систем.
На миг казалось, что здание уцелеет, оно словно подернулось легкой дымкой, а потом вдруг в клокочущем вихре разрывов фасад начал рассыпаться на фрагменты, этажи проваливались, растущее в форме гриба с многократно «перекрученной» будто канат ножкой облако поглотило верхнюю террасу мегаполиса, поднимаясь выше горных пиков.
…
Когда город потрясли первые ракетные попадания, эмглан уже находился близко к цели.
Он двигался внутри городских уровней, придерживаясь технических коммуникаций, но даже тут его настигла волна мгновенной агонии.
Пытаясь отдышаться, Найв прислонился к стене.
Вспышки секундных человеческих эмоций били наотмашь, от них не спасало ничто, — такова доля эмглана — воспринимать самые яркие, яростные, болезненные всплески мыслей других людей.
Полузадохнувшийся от хлещущих ментальных ударов Найв с надрывом подумал: а ведь счастье, любовь — равные по силе эмоции…
Что греха таить — во время опасной экспедиции к «Когтю» он вдруг начал ощущать некое возрождение, как будто его душа, долго блуждавшая в потемках никчемных человеческих помыслов, вдруг вышла на свет, к теплым ласковым водам ментального источника жизни, — мысли Ивана и Флоры, которые он ловил украдкой, внезапно осветили жизненный путь, возвращая память о настоящих и сильных чувствах, способных укреплять волю, возвращать веру, смахивая, будто плесень вековой налет цинизма…
Хватит…
Размечтался…
Найв со стоном выпрямился, — нужно идти дальше, вопреки боли, наперекор отзвукам агонии отлетающих в вечность бессмертных душ.
Даже для Келгана, Найв не желал подобной участи, — эмгланы особые существа, их восприятие мира резко отличается от восприятия Теней или Избранных.
Найв понял главное, — не только окружающая реальность и превратности злой, а порой и беспощадной судьбы властны над миром. Иван и Флора доказали ему, что судьбу, да и саму реальность можно изменить, если твои чувства неподдельны, а душа не замкнулась в коконе конформизма и страха.
Мысли пролетали обрывочными ощущениями восприятия разорванной данности.
Мир, Рок, город уже никогда не станут прежними.
К ним пришло главное Изменение…
Заставив повиноваться собственное тело, эмглан выпрямился, продолжая путь. Пошатываясь, он брел тускло освещенными тоннелями, понимая, что в таком темпе ему не успеть, — порой технические коммуникации становились узки для человека, и приходилось искать обходные пути, а резкие, но пока отдаленные толчки гнали его вперед и вперед на пределе моральных, физических сил, с одной мыслью — я не хочу, не смогу перенести еще одной волны массовой агонии…
Когда силы были на исходе, а цель все еще оставалась недосягаема, он увидел старого серва, модели «Хьюго БД12».
Память прошлого, освободившаяся от налета вековых воспоминаний, жгла изнутри, как будто он снова шел Дорогой Отчаянья…
— Подойди… — сипло произнес эмглан, без сил опускаясь на холодный каменный пол тоннеля.
Серв повиновался, услышав звук человеческой речи и распознав приказ.
Главный инженер колониального транспорта «Надежда».
Как давно я им был. В иной, оборвавшейся жизни…
Оказывается, память не умирает, не исчезает, и в минуты предельного напряжения жизненных сил, прошлое вдруг возвращается, ярко, вспышечно…
Найв вновь ощутил себя прежним, — обычным человеком, осмелившимся ступить на борт колониального транспорта, чтобы бросить вызов судьбе, узнать есть ли по ту сторону бездны космического пространства мир, где он снова сможет дышать и жить…
Андроид подошел вплотную, склонился над обессилевшим эмгланом и знакомые, привычные слова с истершимся, утерянным для понимания смыслом, вновь обрели его:
— Могу я помочь, сэр?
Конечно можешь… Для того ты и создан…
Пальцы Найва подцепили кожух, откинули его, обнажая панель ручного программатора.
Память уже не ускользала во тьму веков, он цепко поймал нужное ощущение и воспоминания возвращались, изменяя его мысли, изгоняя противную дрожь.
Он помнил. Помнил, как и что нужно делать, чтобы заработала самая эффективная для выживания на иных мирах связка человек-машина.
Пальцы сновали по сенсорной клавиатуре, прикасаясь к текстоглифам.