— Слезливостью. Поешьте что-нибудь — это лучшее лечение. — Он наполнил тарелку и придвинул ее к ней. — Валяйте.

— Но что это за болезнь?

Десима взяла кусок, прожевала, закусила ломтиком тоста, и дрожь внутри исчезла.

— Точно не знаю. — Эдам быстро разрезал поджаренное яйцо. — Моя старая няня так называла это, когда я в детстве впадал в уныние без видимой причины. Но пища всегда помогала.

— А теперь у вас часто бывает слезливость? — спросила Десима.

Он ел яичницу с удовольствием — возможно, она была не так уж плоха.

— Не было годами. Подозреваю, что слезливость исчезает, если рядом нет никого, кто бы лечил ее ирисками. Бейтс проснулся и тоже ест ваш бекон. Он говорит, что его такая-сякая нога болит так и раз-этак, если его лордство извинит ему подобные выражения, и что сам он лучше лечил бы даже собаку, но уверен, что его лордство сделал все возможное, учитывая, что у него было немного практики. К счастью, Пру спала во время этого выражения признательности за наши усилия.

— Он всегда так прямолинеен? — Десима высморкалась и спрятала платок.

— Обычно он просто ворчит. Это была одна из длиннейших речей, какие я слышал от него, если не считать тирады, которой он разразился, когда я нес его вчера вечером. Я унаследовал Бейтса от моего отца — тоже немногословного человека.

— Вот как? — Десима отодвинула грязную тарелку. — Вы помните, что завтра Новый год?

— Да. Нужно как-нибудь это отметить. — Эдам взял банку и начал щедро намазывать на тост крыжовенное варенье. — Мы могли бы испечь пирог.

— Нет яиц. Даже я знаю, что для пирога нужны яйца.

— Я что-нибудь придумаю. А вы возвращайтесь в постель. — Эдам налил еще одну чашку кофе и передал ей. — Идите.

— Но я только что встала! Сейчас девять, и у нас полно дел.

— Каких? — Он начал мягко подталкивать ее к двери. — Бейтс будет шокирован, если вы попытаетесь ухаживать за ним, Пру спит, лошади ухожены и могут ждать до вечера. Если вы понадобитесь Пру, я разбужу вас.

— Но…

— Если вы скажете это еще раз, я потащу вас наверх на руках. Хотите, чтобы я уложил вас в кровать? — Это было сказано без малейшего намека на флирт, а с угрозой.

Десима поджала хвост и повиновалась.

Она проснулась, когда часы пробили час, притом что в полдень ее не разбудили и двенадцать ударов. Из соседней комнаты доносился шум, прерываемый приступами кашля.

Десима выбралась из кровати, зашнуровала корсет и застегнула халат.

— Пру? Ты проснулась?

Горничная действительно проснулась, бледная и с затуманенными глазами, она сидела в постели с подносом, на котором расположились кувшин с мутно-белой жидкостью, ложка, бутылка с микстурой от кашля миссис Читти и чашка с остатками чего-то походившего на суп.

— Здравствуйте, мисс Десси. Я разбудила вас?

— Вовсе нет, Пру. — Десима присела на край кровати, отодвинув стопку журналов. — Как ты себя чувствуешь?

— Слабой, как ребенок. — Пру скорчила гримасу. — Но жар, кажется, прекратился — остался только этот изнурительный кашель. По-моему, лекарство помогает. Его принес милорд вместе с ячменной водой и каким-то супом во время ленча.

— Где он достал суп?

Пру пожала плечами и покраснела.

— Мисс Десси, он спросил меня как ни в чем не бывало: «Вы бы хотели посетить другой конец коридора, мисс Пруденс?» Ну, я чуть сквозь землю не провалилась, но его лордство отнес меня, поставил снаружи и тактично отошел, пока я снова не открыла дверь. Он настоящий джентльмен, даром что виконт.

Озадаченная Десима попыталась осмыслить последнюю фразу.

— Но, Пру, если он виконт, то должен быть джентльменом.

— Не обязательно, — мрачно отозвалась горничная. — Большинство из них, по слухам, законченные повесы. Ни одна женщина не может чувствовать себя с ними в безопасности.

— Думаю, с этим виконтом мы в безопасности, — сказала Десима, закусив губу, но она была не совсем уверена в том, что это правда и что она рада этому. — Ты не думаешь, что тебе следовало бы снова лечь и отдохнуть?

— Я все время клюю носом. Мисс Десси, вы ведь не собираетесь вниз в таком виде?

— В каком?

— Ваши волосы в беспорядке, халат помят, и я не думаю, что вы как следует зашнуровали ваш корсет. — Она с неодобрением посмотрела на очертания груди Десимы.

— Я причешусь и зашнуруюсь как смогу.

— Позвольте мне, — настаивала Пру. — Вы должны выглядеть наилучшим образом. Это надо сделать! — загадочно продолжала Пру. — Я буду сердиться, если вы не позволите мне это сделать. — Она патетически кашлянула. — Мужчины замечают такие вещи.