– Прости меня, грешного, Костя!
– В узкую, необитую низенькую дверь истопки протиснулся со свечой Пожняк.
– Там к тебе скоровестник. Говорит, борзое дело...

Боярин насторожился, воевода недовольно сморщил лицо:

– Пусть заходит...

Вошел молоденький, высокий белоголовый вой, поклонился малым поклоном и, покраснев от смущения, смело заговорил:

– По тайному делу к тебе, воевода, - велели передать в ухо...

– Говори! Все свои.

– Только тебе скажу, - насупился юноша.
– Десятник Иван Заикин эдак велел.

– Иван Заикин?! Пошли!.. Ну, говори!
– потребовал воевода в темной горнице.

Вой зашептал:

– Воры бежали... Один сторож убит - остальные трое не знамо...

– Все?!.. Все ушли?

– Все: два десять и три...

– Ну!.. Ловили?

– Укрылись у боярина Богодайщикова. У него там вельми много людей - костры во дворе жгут. Отгородились рогатинами - никого из наших воев к воротам не пускают...

У Константина Юрьева загорелись глаза в темноте.

– Как тебя звать?

– Митяй...

– Ты ничего не путаешь?!

– Как можно, воевода!..

Вернулись в истопку. Боярин сидел на постели, свесив ноги, настороженно ждал. Было слышно, как к морозу потрескивала свеча в руках Афоньки Пожняка, капал воск на пол, подвывал ветер в трубе.

Андрей Воронцов задрал взлохмаченную бороду:

– Что?!

Константин Юрьев сказал.

Боярин Воронцов вскочил, начал одеваться, бешено вращая глазами. Оделся, перекрестился.

– Что зырите?!
– испугался думаете?.. Да, испугался - не за себя!
– тряхнул за плечи воеводу: - Что думаешь делать? Вызвал подвойского? Нет!.. Поздно. В любое время выйдут, поднимут Хлынов, чернь, а нас тут...
– и начал спрашивать, моргая глазами, у воеводы, у Митяя: где, сколько воев; выходило вместе с кремлевскими сторожами, подвойскими, которые на карауле были, около полусотни.

А сколько тех?

... В сенках, горнице - шум, топот, стук падающей скамейки.

Боярин забегал, нашаривая оружие...

Воевода кинулся к дверям и столкнулся с Игорем Голубовьим - за ним стояли: огромный сотенный Евсей Великий и два десятника.

Спокойные, трезво-мудрые глаза смотрели на Константина Юрьева.

Все знал о Игоре Голубове, кроме одного - "о страшном грехе" - о котором обещал он рассказать перед смертью...

"От той великой греховой тайны, наверное, такой у его дух и смелость, - подумал воевода, пропуская подвойского.
– И в бога-то верит как-то по-другому: говорит, что бог един - нет ни христианского, ни мусульманского, что сотворив Землю и все живое, не вмешивается в людские дела..." Но в церковь ходил, молился...
– как все.

Таинственно-волевой взгляд подвойского помог воеводе собраться мыслями, утвердиться душой. Константин Юрьев тряхнул головой, посмотрел на Игоря Голубова.

– Что думаешь делать?

У боярина Андрея Воронцова белели крылья носа, скулы - ждал, что ответит подвойский ватаман.

– Дай мне, Костя, всех, кто есть - собирать некогда да и... Я возьму Павла, воров и его людишек порублю, если не покорятся...
– и, чуть наклонив голову, - вежливо Андрею Воронцову: - А ты, великий боярин, заведи своих воев в Кремль - с татарами сам, русских - мне...

Тени прошлись по лицу великокняжеского посланника, но осилил гордыню, и, чтобы не потерять честь:

– Ты, воевода, сам иди с ним, да смотри: Богодайщикова живого мне!..
– и пошел, около дверей остановился, повернул голову.
– Надо в церковь, к десятильнику Моисею, - пусть божьим именем подымет народ против татар, благословит на священную рать с погаными...

По всему Хлынову прошелся розыск - обошлось без большой крови, пятерых воров - сбежавших - убили. Полтора десятка покалечили, полсотни, среди них и житьи люди, заперли в темницу.

Боярина Павла Богодайщикова на санях, под стражей, отправили в Москву: там решат, что с ним делать...

К полудню колокольный звон стал созывать хлыновцев на церковное вече. Народ - в шубах, дубленках, сыромягах; старые, молодые; мужчины, редко - женщины, - избитый, обманутый, злой - полз к городской церкви Воздвижения Честного Креста - рядом с Думным домом.

Знали, зачем зовут: "Хотят поднять народ в поход - как кусок мяса кинуть, - как в позапрошлом году... Большим людям - злато, серебро, а нам кровь лей!.. Хватит! Ходили на Казань - устали... Ребенки у нас сиротеют, по миру ходят!.."

На церковной паперти стояли десятильник Моисей, воевода, боярин Андрей Воронцов, несколько вятских думных бояр, попы; ниже - охрана. Колокол смолк. Десятильник взмахнул рукой, два богатыря-попа подняли над головой вятскую икону-хранительницу и спасительницу Земли - Вятскую Богоматерь.

– Во имя отца и сына и святого духа!..
– начали всеобщий молебен.

– Дети мои! Православные, - полетел нестарческий, могучий голос десятильника Моисея...
– Черные тучи поганых собираются на нас... Не Казань, а Орда! Вновь огнем и мечом пытаются искоренить Русь, православную веру нашу... Великий князь, митрополит послали к нам освященный стяг с ликом Георгия Победоносца и повелевают идти полком на Сарай - учинить там раззор царю, чтобы не смог в то лето пойти на Русь...
– говорил святой Моисей об угрозе со стороны Новгорода и Литвы, Польши.
– Вот почему великий князь нам мало дает воев... Говорил о турках, которые взяли Царьград - сердце православия...
– Теперь режут братьев-болгар... Единственный православный престол остался в Москве, и мы должны защитить его, а значит - себя...