Виновато улыбнулась, снова метнулась - подала ухват и, не дав ничего сказать, приказала - потребовала:

– Некогда тута-ка палку искать - давай пошевеливай!..

Гришка только заскулил от боли и досады, поднимаясь с лежанки...

Шел он по улице, поддерживаемый Опросиньей, качаясь от слабости, опьяневший от свежего воздуха.

Зеленой дымкой укутаны березы, на черемухе густая зелень, на земле сквозь бурую прошлогоднюю траву проклюнулись ярко-зеленые иголочки - пахло молодой березой, черемухой, новорожденной зеленью - весной...

Теплое, красное солнце просвечивало сквозь листву - садилось.

Мягкий воздух гладил шею, грудь...

Гришке страстно захотелось жить, он почувствовал себя здоровым, сильным.

Опираясь левой рукой на девушку, правой на ухват, он уже начал подходить к большому двору с новым домом с подклетью, как откуда-то выскочили Ванька с Панькой.

Панька ахнула, развела руками:

– Ах, батюшки!
– светоплеставленье!..

Гришка остановился, заозирался стыдливо, отбросил прочь ухват и оттолкнул Опросинью.

– Не пойду - дай палку, сатана!.. Што розинулась?
– найди што-нибудь - я постою.

Опросинья прикрыла глаза ладонью, убежала в избу.

Гришка не смог выстоять на одной ноге - упал, больно ударился культей, потерял сознание...

Пришел в себя от прикосновений осторожных, нежных, любящих (это сразу почувствовал) женских рук. Открыл глаза и тут же смутился - он почему-то всегда смущался, когда видел ее, - перед ним на корточках сидела Аннушка. Так близко ее еще не видел.

Снизу вверх вглядывался в обеспокоенно-любящие синие глаза, красивое лицо, заглядывал в тонкий разрез глубоких ноздрей...

"Кого ж так напоминает?!
– силился вспомнить, мелко дрожал; на лице выступил пот...
– Марфу!..."

Заходя с помощью Аннушки и Опросиньи в избу к бабке Агафье, вдыхая до боли знакомый, родной запах женских волос, так напоминающий Марфу, подумал: "Почему Опросинья не такая - нет у ей такого... женского?.." Он не мог передать словами то чувство, которое испытывал, прикасаясь к Аннушкиному телу; что-то горячее, разогревающее душу и кровь, шло от нее. Как-будто до этого он был в темноте, в холоде, а теперь над ним взошло солнце: отогрело, осветило душу... Каждая клеточка, каждая капелька крови переполнились тем живительным, все одолевающим чувством, без которого не может жить ни один честный человек - любовью!..

Только вот нехорошо: не Васену, а Марфу вспомнил... Почему?! И вдруг озарило: в Васене любил Марфу!..

И даже сидя на лавке напротив лежащей в домовине48 бабки Агафьи, ушедшей в забытье - все остальные стояли вокруг, ждали, когда очнется, - продолжал ощущать Аннушку-Марфу...

Около изголовья умирающей, рядом с незнакомой суровой старушкой с иконой в руках, стояла с ребенком Аннушка. "Посмотреть бы на него - похож ли на Ванютку?..
– подумал о ее ребенке и тут же покаялся про себя перед Богом: - Прости великогрешного раба своего - не о том думающего!.."

– Пришел?
– тихий, жуткий голос заставил всех вздрогнуть.

– Да, - шепотом ответила Аннушка. Болью, жалостью и любовью отозвался ее голос в Гришкином сердце...

– Подойди ближе, - попросила бабка Агафья, не открывая глаз. Он, повинуясь - откуда силы взялись!
– встал на одну ногу, осторожно передвинул лавку, сел - совсем близко увидел желтое, иссохшее лицо умирающей, закрестился.

– Ждала... Без тебя мне нельзя помереть...
– по тому, как она теперь уже смотрела в одну точку - в потолок, Гришка с ужасом понял, что она не видит...

– Возьми ключи...
– бабка Агафья шевельнула черными помертвевшими сухими пальцами, закостеневшими на большом медном кресте на груди.

Аннушка вытащила откуда-то связку амбарных ключей, протянула Гришке. Умирающая передохнула и продолжала, еле шевеля в свободном от зубов рту костенеющим языком, с придыхом:

– Тама... в кадках - жито... я наменяла... берегла на семена...
– снова замолкла, собираясь с мыслями и силой: - Хотел ты татар воевать... Бох по-другому распорядился... Тебе выпала великая доля... Победить своих ворогов можно не токо убивая их, но и плодя, множа свой народ...

Ты остался единым мужем на всех... От того, сможешь ты... от тебя... выживем ли мы... Выживет ли деревня... народ... Все принесли мы в жертву, штобы победить поганых... Нельзя дать вымереть бабам и ребенкам - тогда конец!..

Целуй крест и пред Исусом... поклянись... отцами и дедами... лежащими в Земле нашей святой... русской... што поборешь хворь... што не бросишь баб и ребенков!.. Помоги вспахать, посеять... Выжить и множиться...

Гришка бестолково, растерянно глянул на стоящих вокруг него: все - женщины, дети - с мучительной надеждой и тревогой ждали, что он скажет...