— Моего — кого?..

Графиня дотронулась до его руки.

— Я знаю, это шок. Мы все шокированы, — мягко сказала она.

Тайрел, пораженный, уставился на Нэда, затем снова встретился взглядом с Лизи. Лизи, дрожа, закусила губу.

— Вы утверждаете, что это мой ребенок? — с недоверием спросил он.

Лизи не могла ответить.

— Я полагаю, он был зачат на Хеллоуин, не так ли, мисс Фицджеральд?

Тайрел застыл, взглянув на отца, затем посмотрев снова на Лизи. В его глазах она прочла презрение. Она сжалась. Он спросил, холодным и опасным тоном:

— На Хеллоуин?

Она все планировала совсем не так, подумала Лизи.

— Нэд мой сын, — прошептала она, но никто, казалось, не услышал ее.

Джеральд выступил вперед и указал пальцем на Тайрела; его лицо стало пунцовым от ярости.

— Мне все равно, какую нелепую историю придумала моя дочь, чтобы защитить вас, сэр! Вы с ней зачали ребенка! Вы разрушили ее жизнь! Ваш отец отказывается от заключения брака между вами! Что вы за человек, если сначала соблазняете мою дочь, а потом бросаете?

Тайрел застыл при последних словах. У него было сейчас самое странное выражение лица — словно он начал что-то понимать, но полного доверия не было. Он повернулся к ней.

— Я зачал с вами ребенка, — повторил он с недоверием.

Лизи закрыла глаза и почувствовала, как слезы полились по щекам. По крайней мере, с ужасом подумала она, он признает Нэда собственным сыном. Он навсегда решит, что она самая отвратительная лгунья, — и она действительно ею стала. Она могла только молиться о том, чтобы однажды Нэд смог по-прежнему претендовать на права наследства.

— Мы воспитаем ребенка здесь, — резко прервал граф. — Я позабочусь о мисс Фицджеральд. В остальном ничего не изменится. Свадьба с мисс Фицджеральд не обсуждается.

— «Свадьба с мисс Фицджеральд», — эхом повторил Тайрел.

Лизи широко раскрыла глаза, поскольку он смотрел на нее сейчас смеясь, но его лицо не выражало радость. Только гнев.

— Это совсем не смешно, сэр! — закричал Джеральд.

Тайрел поднял руку, и тот замолчал.

— Довольно, — произнес он. — Я хочу поговорить наедине с мисс Фицджеральд.

Лизи кое-как удалось не вздыхать. Она покачала головой, отойдя назад. Быть с ним наедине сейчас было невозможно — она не могла этого допустить.

— Я хочу наедине поговорить с матерью моего ребенка, — исправился Тайрел и улыбнулся ей холодной, строгой улыбкой, которая не сочеталась с его взглядом.

Все еще пораженный и очень, очень злой, Тайрел решил, что ему нравится смотреть, как она корчится от стыда. Она прижимала его так называемого сына к груди, ее щеки горели. Он знал, что в ней нет ничего невинного, кроме невинного вида.

— Мама, — спокойно приказал он; спокойствие только подчеркнуло его напряжение, — забери ребенка, пожалуйста.

Лизи отстранилась, бледная, с горящими щеками.

— Нет! — воскликнула она, испуганно посмотрев на него.

Тайрел подумал, что все еще хотел бы ее защищать, если бы она не была расчетливой лгуньей. Даже сейчас ему с трудом верилось, что она оказалась не такой, как он думал. Его гнев не знал границ и заменил все его разочарование.

Она же знала, что ребенок не его! Что же это за глупый план? Он даже не подозревал, что мог быть таким злым.

— Пожалуйста, — прошептала Лизи его мачехе. — Не забирайте от меня моего мальчика.

Лицо графини выражало жалость.

— Только так вы можете спокойно поговорить, — с улыбкой сказала она. — Я обещаю.

Она плакала, с раздражением заметил он. Многие женщины выглядели жалкими, когда плакали, и она не была исключением — но, удивительно, он почувствовал желание сжать ее в объятиях и целовать до тех пор, пока она не перестанет плакать. Заниматься любовью было последнее, о чем он думал, когда она пыталась заполучить его таким способом. Разумеется, ее планы были намного масштабнее!

Он смотрел, как она отдала мальчика, так неохотно, словно думала, что никогда его больше не увидит. Он почувствовал, как в нем поднимается жалость, но подавил ее — эта женщина не заслуживает его сочувствия, никогда больше.

Он пристально посмотрел на мальчика, и подозрение вновь заиграло с новой силой. Ребенок был смуглым, как и он сам, и легко мог быть принят за его сына. Разумеется, в Ирландии были сотни смуглых ирландских детей. Ее любовник тоже был смуглым — было ли и это совпадением? Темная кожа малыша досталась ему от отца, поскольку Элизабет была светлокожей.