Лишь на следующее утро 20 декабря премьер – министр Черчилль позвонил Эйзенхауэру по телефону и спросил: «Зачем вся эта смена командования?»

Премьер – министр был обеспокоен и встревожен, не столько оттого, что узнал о сложившейся ситуации, а из – за смены командования. Он рассматривал это как признак серьезности положения. Эйзенхауэр, однако, разубедил его, и беседа закончилась одобрением его действий Черчиллем.

В 13:00 20 декабря Монти, обернутый медвежьей шкурой, с собственной продуктовой коробкой и термосом, появился в своем зеленом «роллс – ройсе» в расположении штаба 1–й армии в Шодфонтене. «Великий человек» уже приказал 30–му британскому корпусу, расположенному западнее Мосса, удерживать центральную линию фронта от Льежа до Лувена с переправами через реку. Он также послал предыдущей ночью около полдюжины молодых офицеров штаба для сбора точной информации о положении на дезорганизованном фронте. У генерала Ходжеса был завтрак, приготовленный для Монти, но генерал отказался от него и (как вспоминает Ирис Карпентер в книге «Не женский мир») сжевал свои бутерброды и выпил свой чай, в то время как штабные офицеры 1–й армии стояли вокруг и испытывали неудобство. Затем Монти вытащил мелкомасштабную карту района и, игнорируя хорошо обозначенные крупномасштабные американские настенные карты, изложил свои соображения.

Первым желанием Монти было привести в порядок поле боя, и он предложил отвести войска от «горячей точки» в Бутгенбахе к северному плечу для укрепления линий между Моншау и Мальмеди. Лица штабистов 1–й армии нахмурились, а Ходжес стал вежливо возражать. Такой отход расширил бы основание немецкого Выступа и свел на нет жертвы 1–й, 2–й и 99–й дивизий, которые удерживали район. Кроме того, была только одна дорога на севере через болота к Эйпену, и отход в таких условиях мог стать катастрофой. Монти не стал в тот день настаивать на своем, но позже вернулся к своему плану и даже предложил (но вновь безрезультатно), чтобы 5–й корпус отошел назад до Вервье.

Американской 9–й армии на севере было приказано расширить свой фланг и взять на себя часть фронта 1–й армии, как это сделал Деверс с 3–й армией на юге, а 7–й корпус Сражающегося Джо Коллинса был освобожден для возможного контрнаступления в направлении угла Выступа.

101–я воздушная дивизия окапывалась вокруг Бастони и хорошо воевала. Восемнадцатый воздушный корпус под командованием Мэтта Риджуэя передвигал войска для блокирования северной части реки Амблев, а 82–я воздушная дивизия действовала вокруг Вербомонта. Сен – Вит удерживали «сражающиеся шуты» 7–й бронетанковой дивизии при поддержке различных подразделений, перемешанных так, как вряд ли еще когда было на войне. Крупнейшая мобилизация шла полным ходом. Северное и южное плечи Выступа были прочно привязаны к району Моншау – Бутгенбах и к Эхтернаху. Немецкое наступление шло по узкому каналу на запад в направлении Мосса, но дальше от Льежа и Антверпена.

От Сен – Вита до Бастони фронт все еще был «жидким»; Сен – Вит лежал на дне кармана, Бастонь фактически окружена, а дороги заполнены измученными, шатающимися солдатами, уходившими от своих разбитых частей.

А вдали отсюда, в Эйфеле, где в лесах лежали застывшие тела, два потерянных полка 106–й дивизии вели свой последний бой. Попытка 19 декабря выбить противника из Шенберга и прорваться к американским линиям через дорогу Шенберг – Сен – Вит провалилась. Атаку не скоординировали; части двух полков стреляли друг в друга. Некоторые роты 422–го полка держались некоторое время возле Шенберга, но у стрелков осталось всего по несколько патронов, большинство пулеметов замолчали, а артиллерийская поддержка отсутствовала.

«[Мы] не могли идти ни вперед, ни назад.

Немцы медленно приближались, спереди и слева от нас стреляли тяжелые пулеметы, а справа – пушки. У нас ничего не осталось, кроме ручного оружия; не было продовольствия, лекарств, одеял. С последними дело обстояло совсем плохо, потому что к востоку от нас из оврага постоянно раздавались крики раненых, а без бинтов и одеял мы ничего не могли поделать. Мы только могли оставить их лежать в крови и лихорадке с чертовски жалобным взглядом в глазах. Я накрыл одного из них своей шинелью. Когда все закончилось, я вернулся туда, чувствуя себя подлецом, но ему уже было ничего не нужно. Положение казалось безнадежным» [17].

Полковник Дешено сдался с большей частью 422–го полка 19 декабря. Основная часть 423–го полка попала в плен в тот же день. Одни держались до ночи следующего дня, другие дольше. Но там, в Эйфеле, два полка были разбиты. Многие погибли или пропали навсегда [18]. Немцы объявили о тысяче взятых в плен и о том, что они разбили 106–ю дивизию, а немецкий лейтенант возле Сен – Вита восторженно записал в своем дневнике: «Идут бесконечные колонны пленных; сначала – около сотни. Половина из них – негры. Позже – еще тысяча человек. Наш автомобиль застрял на дороге. Я вышел и пошел пешком. Фельдмаршал Модель сам управляет движением. (Он – незначительного вида маленький человек с моноклем.) Вот что происходит. Дороги запружены разбитыми американскими машинами, автомобилями и танками. Проходит еще одна колонна пленных. Я насчитал более тысячи человек».

А лейтенант Мартин Опиц из 1–й роты 295–го фолькс – гренадерского полка отметил:

«Все наши наступающие части подбирают американские машины и становятся моторизированными. Это подобно громадному потоку, который доказывает силу Германии и силу немецкой организации. Кто бы мог ожидать такой немецкой атаки перед Рождеством? Все в приподнятом настроении, особенно пехотинцы» [19].

День и ночь, ночь и день продолжается жестокое сражение.

Склады снабжения передвигаются бесконечными потоками в тыл. Мосты Мосса подготовлены к уничтожению. Седьмой корпус снят с линии реки Рур. Он начал двигаться в направлении Выступа, когда командующий корпусом генерал Коллинс приказал быть готовым к «наступлению на юг, юго – восток, восток или северо – восток».

Нацистов постепенно оградили, но фронт оставался «жидким» на западе, наступление продолжалось, немецкие танки пробирались к Моссу, и противник с яростью ударил по северному плечу.