Взлетели ввысь строительные леса. Из чёрной бездны, выдолбанной посреди Тан Энгир, тянулись каменные стены, словно лапы исполинских чудищ, рвущихся из глубин Нибельхейма. Дэор доложил Эльнге о начатом строительстве лично. Гордый князь удостоил презренного халька взглядом столь скучным, что от него в миг завяли бы самые свежие весенние розы. Но Дэор заметил крохотную капельку пота, стекавшую по виску надменного князя. Дэор мог бы поклясться, что к летней жаре (была как раз Середина лета, во фьордах праздновали Мидсоммар, Солнцестояние) эта капля не имеет никакого отношения.

Ради этой капли стоило жить!

— Как? — спрашивала его Фионнэ.

В ответ он целовал её пальцы.

— КАК?! — яростно шептала княжна.

Он молча разворачивался и уходил. В сердце его сражались гордость и страх. И не было там места любви.

Что-то страшное случилось между ними. Фионнэ видела, как Дэор ускользает, уходит в туман, как леденеют его глаза. И та связь, что единила их, стала тонкой, хрупкой, будто гнилая шерстяная нить. Она спросила совета у Мактэ. Лесная колдунья усмехнулась:

— А ведь это только начало, девочка моя. Тут ничем не поможешь. Этот северный зверь ступил на такой путь, который надобно пройти если не до конца, то хотя бы до развилки.

— До развилки? — удивилась Фионнэ.

Мактэ кивнула, и нехорошо мерцал её янтарный взор.

— После развилки есть два пути. Может, и больше. В конце одного — стоишь ты. В конце других я вижу немало иных приятных вещей. Но тебя среди них нет. И запомни: если ты скажешь ему хоть слово — всё рухнет. Он ступил на этот путь ради тебя. Только поэтому я не могу его презирать. И ты прими его жертву.

Фионнэ лишь молча кивнула на эти слова. Коль скоро предстоит ждать — надо ждать. Надо гасить в сердце тлеющий уголёк обиды на того, кто так дорог. Чтобы тот уголёк не стал всепожирающим пламенем ненависти.

В конце концов, вопрос ПОЧЕМУ — самый глупый вопрос из всех возможных.

Так они однажды и попрощались. Не смотрели друг другу в глаза. Почти не говорили слов. Ибо любовь их была такова, что слов не нашлось. Между ними был огонь, а потом — холод и боль. Они оба крепко прикусили языки. Фионнэ хотела рассказать о пророчестве Мактэ. А Дэор желал поведать о сделке, заключенной на неё, прекрасную Снежинку Альвинмарка.

Они разошлись, храня в сердцах друг друга. И даже не боль теперь была между ними — но молчание и пустота. И плакала янтарём старая ель скоге Мактэ.

Каждый день Дэор подходил к Зелёному Карлику в Синем Колпачке и называл имена на Скельде. Десятки имен. Сотни имен… Слова кончались, а ведь то были слова скальда, хоть и бывшего, а не какого-нибудь лесоруба-забулдыги, но карлик, противно усмехаясь, отвечал:

— Нет, меня зовут не так!

А иногда добавлял, издевательски пританцовывая:

— Страна мудрости и смерти, тра-ля-ля, какая радость!

Так прошла Луна Мёда, Луна Жатвы, Луна Винной Чаши, близилась Луна Золота. Замок обещал быть грубым и грозным, хмурым и угрюмым, а имя носатого урода оставалось объято туманом загадки.

И тогда Дэор поступил так, как поступали все его предки.

Пошёл к гадалке.

Гадалку звали Эльфрун. Она была волшебницей-валой и жила в башенке на скале над седыми волнами Эльварфьорда. Дэор дошёл туда на вёслах за две недели, к самому началу Луны Золота, и благодарил за это вещих норн.

— Что-то ты припозднился, Дэор, сын Хьёрина! Я уже заждалась тебя, — встретила его колдунья на берегу.

Она была высокой и светловолосой, как и все северяне, а острое лицо и ярко-зелёные глаза делали её похожей на мудрую вещую птицу. Облачённая в длинное тёмно-синее платье и пушистую накидку из серебряной лисы, она двигалась плавно и бесшумно, словно тень, и Дэор не спешил прерывать таинственное безмолвие глупыми вопросами.

Волшебница провела его в тесную нишу на первом ярусе башни, завешенную тяжёлыми шторами чёрного бархата. Усадила охотника за столик, сама села напротив. Вспыхнули четыре алые свечи по углам стола.

— Мне ведома твоя беда, — сказала Эльфрун, доставая из мешочка дощечки-руны.

— Тогда скажи мне ответ. Скажи имя карлика! — сорвался на крик Дэор.

— Не кричи, не у себя дома, — осадила его вала. — Сейчас ты сам откроешь свою судьбу.

— Так ты не знаешь его имени? — разочарованно протянул охотник.

— С чего бы мне его знать? — удивилась Эльфрун, раскладывая дощечки "рубашками" верх и мешая меду собой.

— Ты же вёльва! Ты — прорицательница!..

— Многое из нынешнего и грядущего скрыто туманами даже от богов. Тем более — от смертных.