Мужики рассмеялись. Это не значит, что они своих жен и в самом деле считали кем попало. Просто надо иметь в виду, что по деревенской этике (и традиционной российской вообще) хвалить своих жен в мужской компании считается верхом неприличия. Жены в мужском разговоре поэтому – тема юмористическая.

– Что же, Люба из своих не могла найти? – озадачился Микишин.

Савичев поддержал:

– Вот именно! Просто придумали: раз иностранец, значит, лучше. На самом деле у них кишка тонка. Мы на рейде стояли однажды возле Копенгагена. Играли с ними в футбол. Товарищеская встреча на фоне разрядки международных отношений. Сделали их со счетом пять – два! Но суть не в том. После этого командир наш, душа человек, говорит: давайте отметим! Ну? Их через полчаса уносили, а мы – как штык! Слабый народ!

– Может, они к другим напиткам привыкли? – по доброте душевной защитил иностранцев Микишин.

– Виски тоже крепкое, я пробовал, – не согласился Мурзин.

– Виски! Пусть он вот этого попробует! – щелкнул Савичев по трехлитровой банке, из которой они угощались мутноватой жидкостью.

– А давайте его пригласим? – предложил Куропатов.

– Так он и пошел! – сказали одни.

– Пойдет! – сказали другие.

– Обязательно пойдет, – заключил Савичев. – Они вежливые, что есть то есть, врать не буду!

– Вежливость в мужике не главное! – сказал Мурзин, оглянувшись на дом.

И они стали обсуждать, что главное в мужике.

Они обсуждали, что главное в мужике, а в доме Кублаковой тоже было застолье, но, конечно, без затрагивания глобальных проблем. Фрезеру очень понравилось что-то вроде лечо, которое Люба замечательно делала и заготавливала впрок десятками банок. Он спросил через Нестерова, каков рецепт.

– Да просто. Помидоры, перец сладкий, лук, морковь, – рассеянно объяснила Люба, думая о другом. И сказала Нестерову тихо и неразборчиво, чтобы Фрезер не расслышал:

– Если я с ним поеду, как я с ним общаться буду? Он-то хоть что-то понимает, а я совсем по-английски ничего. Наталь, ты чего молчишь?

– Я тоже ничего не понимаю, наша учительница совсем по-другому говорила.

Тут Наташа увидела в окне Нину и встала из-за стола.

– Извините... Айм сори...

А Люба угощала, накладывала и наливала, но видно было, что какие-то мысли не дают ей покоя. Встала, подошла к окну, говоря:

– Яблоня эта мне весь свет загородила, срубить ее, что ли? Александр, вы как думаете? – и взглядом попросила Нестерова подойти. Американец, увлеченный едой, не обратил на это внимания.

Глядя в окно, Люба сказала Нестерову:

– Вы вот что. Вы спросите его сразу, он собирается Наташку тоже взять? Я без нее не поеду.

– Люба, рано такие вопросы задавать.

– Ничего не рано. Я это сразу понять должна, иначе вообще тогда никакого разговора!

– Спросите сами, я переведу.

– Неудобно. Вы спросите по-английски, а я будто ничего не понимаю... Да, в самом деле, пусть растет!

Они вернулись к столу и через некоторое время Нестеров спросил:

– Джо, Люба хочет знать... – Он помялся. Очень уж хочется, чтобы у этих людей всё сладилось, как бы не спугнуть. И он слукавил: – Есть ли у тебя дети?

– Два сына, они уже давно выросли, у каждого свой бизнес. А с женой мы очень давно в разводе, – ответил Фрезер.

– Проблем не будет, – перевел Нестеров Любе.

– В каком смысле?

– Во всех смыслах.

Теперь уже Нестеров отвлекся от застолья: он увидел через окно, как Наташа и Нина что-то обсуждают. Наташа, кажется, от чего-то отговаривает Нину, та не соглашается. На плече у Нины дорожная сумка. И вот она уходит из сада, идет по дороге к остановке автобуса.

– Извините, – поднялся Нестеров. – Извини, Джо, я на минутку.

И вышел.

Он вышел, Люба осталась наедине с американцем.

– У меня только немецкий со школы, и тот плохой, – сказала она. – Дойч. Айн, цвай, драй, рише, раше рай! Зайт берайт – иммер берайт!

– Джорман? Нет, не знаю.

– Вы кушайте.

– Спасибо.

– Это селедка. Селедка.

– Селедка, – повторил Фрезер.

– Так и научимся понемногу. А другие слова знаете?

– Мало.

Люба показала на стол:

– Стол. Тиш!

– Тиш?

– Нет, это по-немецки. Стол, стол.

– Стол. Тейбл.

– Тейбл. Тейбл, – запомнила Люба и показала на окно: – Окно. Окно.

– Окно. Виндов.

– Виндов? Виндов, виндов. Надо же, пошло дело. Водка! Это – водка.

– Водка, – повторил Фрезер.

– Водка, да. А по-английски?

– Водка.

– Да нет, по-английски! Водка – руссиш. А инглиш как?

– Водка.

– Тоже водка? Ха, не такой уж и трудный язык! – обрадовалась Люба. – Выпьем!