— Интересно. Я не знал. Похоже, они включаются сами, если поддерживать «напряжение в сети».

— Ох, тяжко, Боб. Четвертый час кряду.

— Работай, работай.

Наконец, под утро из ее виска на высших уровнях, на абсолютах, выломился кусок песчаника, видимый только в умозрении, грубая маленькая статуэтка, изображающая женщину, времен крито-микенской, а то и раньше, культуры.

Боб поцеловал Астру.

— Отдыхай. Космические врачи все залечат. Чувствуешь их нежные прикосновения? А эта скульптурка — символ жрицы фаллического культа. С помощью своего искусства ты уничижала мужчин, а перед теми, кто не желал тебя, уничижалась сама. Теперь от этого западения ты свободна. В этой жизни тоже бывало такое?

— Они сами опускались на колени.

— А скажи… ты ведь красивая женщина. То, что В-нс не направляет на тебя мужского внимания, не уничижает тебя?

Она покачалась, обняв обнаженные колени. Подумала.

— Может быть. Ведь солнце светит для одной меня. Хотя, если бы я ощутила хоть на мгновение — сбежала бы, куда глаза глядят. Тут другое. Похоже, что темные тысячелетия пещерного существования заставляют меня распластаться перед ним, непостижимым, самоисчезнуть, превратиться в пылинку, в прах. Оказывается, в этом наше наслаждение в глубинах подсознания. Но вообще-то, — она с вызовом посмотрела на Боба, — мне бы хотелось иметь карманного В-нса, поставить в уголок, следить знающими глазами. Настоящий слишком велик для меня. Вот какая я.

— Жаждешь власти над золотой рыбкой?

— Не без того. Кто он, Боб? По-жизни? Никто не в силах ответить. Вот ты скажи мне.

— Чтобы сказать, надо вровень встать.

— Еще никто не встал?

Он насмешливо качнул кудлатой головой. Она помаргивая смотрела на него.

— Объясни, Боб, — спросила после молчания, — почему ты, много умеющий, нежный, деликатный, терпишь таких хозяев, как эти жуткие цивилизации? Да есть ли они? Может, все это — самообман? Кто их видит?

Он вздохнул, с хрустом изломив сцепленные пальцы.

— Мы уже говорили, что некоторые из наших многое видят, не смотри, что тихони, — проговорил нехотя. — Мне тоже иногда удается. Что до моих хозяев… почем я знаю? Таким уродился. К тому же, это с тобой я паинька, а в душе я, может, бандит с большой дороги или похуже кто.

— Ты намерен до седых волос ходить на занятия?

— Естественно. На иные проблемы одной жизни не хватит. А что?

— Свою-то жизнь самому надо жить.

— Так разве мы не живем, Астра, милая? Мы три жизни отрабатываем на занятиях В-нса. Неужели ты еще не поняла?

Астра вздохнула.

— Но моя-то жизнь что такое? Я не хочу передоверять ее кому бы то ни было.

…После двенадцати встреч запрос на совместную работу закончился. То же главное, тот полет, светил дальней-дальней звездочкой. Потом-потом, еще рано. Они остались добрыми друзьями, которым было что вспомнить и улыбнуться друг другу.

Тем не менее, однажды сущность Боба опасно показала зубы. Он позвонил ей в пятницу.

— С тобой хотел бы познакомиться мой друг.

— Нет запроса, — задумчиво проговорила Астра. — Ой нет, хуже, там запрет. И преогромный.

— Все равно я приведу его сегодня.

— Его не пропустят. Там запретище, как скала.

Вечером, выходя из раздевалки, она издали увидела Боба, стоявшего к ней спиной, и его друга, кавказца, видного в пол-оборота. У нее ослабели колени. Такого еще не бывало! Сила незнакомца была такова, что при виде его даже в пол-оборота стало ясно, что она ничего не сможет противуставить его воле. Это был Властелин и Повелитель без всякой пощады.

Она юркнула обратно, бросилась в пальто и тапочках на другую лестницу, взлетела бесшумно на темный четвертый этаж.

— Это проверка. Яснее не бывает, — образ кавказца стиснул ее каменными руками. Раскачиваясь, как болванчик, не час и не два она со стоном работала внутри себя, пока хватка черной власти не распалась, не истаяла, а сам кавказец словно шмыганул куда-то влево.

Астра спустилась вниз. «Этот человек», не допущенный в зал, стоял, опустив одну ногу на низкую школьную скамеечку. Безукоризненно одетый в черный костюм с белоснежным воротником, с наброшенным на плечи твердым пальто, он ждал ее, свою жертву. Возле него сидел Боб.

— О, Асенька! — вскочил он с белозубой улыбкой. — Познакомься с моим другом.

— Очень приятно, — чуть поклонилась она, приостанавливаясь и глядя тому в глаза. — Но я спешу, извините.

И скользнула мимо, словно солнечный зайчик, а он, встрепенувшийся точно коршун, пораженно застыл на месте. Как!?

«Получилось», — она освобождено перевела дыхание.

Однако сам В-нс оставался для нее стеной, о которую разбивались все усилия. К молчаливому неодобрению Кира, она работала чуть не до рассвета, но все впустую и впустую, хотя работа, как известно, не пропадает.