Шрифт:
В кабинке засел охранник в черной униформе. Развалившись в кресле, он внимательно смотрел на Старого Сокола. А потом что-то сделал, пальцем пошевелил – и взвыла сирена.
Этот ужасный звук обездвижил Стаса. Он упал на колени, завалился на бок и скрючился. Из глаза брызнули слезы. И пистолет у него есть, и гранаты, и мачете с томагавком, а он даже не может укусить врага! Он бессилен, как грудной младенец!
С трудом Старый Сокол выдавил из горла заговор, отгоняющий злых духов. Язык едва шевелился. Но слова, обладающие могуществом в мире асфальтовых троп и мин, не помогли на Другой Стороне!
Из кабинки выбрался охранник, Стас видел его сквозь пелену слез. Фигура в черном, шагнув к телу на полу, от души врезала ногой по ребрам. Но Сокол не почувствовал удара – такой сильной была боль от рева сирены. Неужели охранник ничего не слышит?..
Еще удар – в живот. И еще – в голову. В пах. В живот. В голову…
Стас просто не мог смириться с тем, что его запинают до смерти. Он обязан подняться и дать бой! И потому – вновь слова, много слов, произнесенных так быстро, как дятел стучит по трухлявой древесине в поисках короедов. У Сокола больше ничего нет, кроме этих слов. Они – его жизнь. Он повторял их вновь и вновь:
– Nist hkuwist ni vo’ ish i’v how yuts! [67] Nist hkuwist ni vo’ ish i’v how yuts! Nist hkuwist ni vo’ ish i’v how yuts! Nist hkuwist ni vo’ ish i’v how yuts! Nist hkuwist…
И вдруг что-то неуловимо изменилось. То ли звук стал тише, то ли заговор помог, но Старый Сокол сумел разогнуться, потом встал на колени и, держась рукой за стену, выпрямился в полный рост. Охранник застыл на месте, глядя на то, как воин така воскресает из мертвых. Охранник, похоже, был настолько уверен, что незваному гостю вовек не подняться, что просто оторопел.
67
Все возвратились живыми. Вы все снова увидите ваших возлюбленных (язык шайенов).
Подойдя ближе к своему обидчику, Стас направил на него трофейный автомат:
– Извините за беспокойство, но не будете ли вы столь любезны… Возможно, вас не затруднит… Слышь, как найти Лизу? – И едва увернулся от удара кулаком в голову. Палец рефлекторно нажал на спуск. Стрелял он в упор, поэтому его изрядно забрызгало алым.
Дальше двигался, изучая указатели. Благодаря чипу, Стас понимал, что на них написано.
Ровный коридор, светлый. Угме рассказывал, что, отправляясь к предкам, воин така долго бредет по длинному коридору, в конце которого – свет.
Свет – это хорошо. А плохо то, что дверей здесь нет. То есть вообще. И это странно. Как странно и то, что никто не спешит отомстить Соколу за убитых воинов. Даже спросить не у кого, где Липкая Земля. Неужели так боятся Стаса, что спрятались по щелям? А может, здесь и вправду нет никого, а солнце – вовсе не знак?
Стас уже собирался повернуть назад, когда впереди обнаружилась дверь с табличкой – мальчиком, писающим в горшок. Сортир, значит. Что ж, Старый Сокол не прочь воспользоваться удобствами. Надо сбросить лишний груз.
Он потянул за ручку, дверь бесшумно отворилась. С большого, в полроста, зеркала на Стаса таращился угадайте кто. А ведь похудел, еще как похудел…
Голоса. Мужские, понятно. Кто-то в сортире переговаривался:
– Ну и дела! Стоило отлучиться по нужде, как сигналка сработала.
– И не говори! Мало того что всем взводом отравились, так еще и учебная тревога. Только живот отпустит, я устрою шутнику строевую подготовку!
– Отставить, балаган! Шагом марш на боевое дежурство! Или тревога не для вас, бабуинов, дадена?!
Старый Сокол стоял посреди сортира, пол и стены которого были выложены плиткой. Кабинок десять штук. В них, надо понимать, справляют нужду охранники, товарищи того урода, что включил сирену и пал смертью храбрых. Спросить о Лизе? Все равно ведь больше не у кого.
– Извините, вы не подскажете…
Голоса тут же смолкли.
Мгновение тишины.
А в следующий миг автоматные очереди продырявили двери кабинок. Со свистом пули рикошетили от стен, пола и потолка. Обломком пластика оцарапало Стасу лицо, зеркало осыпалось осколками. Он на карачках ушел из зоны обстрела. В ладони впилось стекло, но это ерунда. Главное – не поймал ни одной пули.
Покинув сортир, Стас захлопнул за собой дверь. Дыхание с хрипом вырывалось из легких, все тело трясло – адреналин, чтоб его! Но жив, а остальное как-нибудь образуется.
Что ж, врагов не стоит жалеть. И говорить с ними не о чем, пропало желание. Швырнуть гранату в сортир, прикрыть дверь и распластаться на полу – вот и вся беседа.
Бахнуло знатно, дверь сорвало с петель, повалил дым.
И опять прижать гранату к груди и пальчиком левой руки (на правой-то ничего не осталось), зацепить кольцо предохранительной чеки, дернуть, выждать на раз-два – и кинуть ребристый «лимон» в отхожее место. А чтоб наверняка.