Он печально улыбнулся в ответ.

— Доминик, я не ищу веселья. Это я должен просить прощения за то, что начал ваш день с дурных вестей.

Она глубоко вздохнула.

— Не извиняйтесь, прошу вас. Я хочу, чтобы вы и в будущем держали меня в курсе всех новостей об отце.

Он грустно кивнул:

— Быть может, мы скоро услышим новости.

Вглядевшись в его нахмуренные брови и суровые складки у рта, Доминик вдруг поняла: исчезновение короля стало для него не меньшей трагедией, чем для нее. Маркус много лет служил своей стране и королю. Он стал ближайшим другом Майкла Стэнбери, его правой рукой.

Забыв, что решила держаться от него подальше, Доминик инстинктивно накрыла его руку своей.

— Маркус, я знаю, что вам сейчас тоже очень нелегко. Вы любили отца.

— Да, — глухо ответил он. — Без него все совсем по-другому.

— Верно. Но все меняется. Те, кого мы любим, уходят — так уж устроена жизнь.

Он плотно сжал губы, а затем сказал:

— Вы, должно быть, слышали о моей женитьбе и разводе.

Доминик кивнула, стараясь не показывать удивления. Насколько она знала Маркуса, не такой он человек, чтобы делиться с кем-то своими личными проблемами. С чего же вдруг он заговорил с ней о своем неудачном браке?

— Я читала об этом в газетах, — мягко ответила она. — Очень жаль, что ваш брак распался.

Отвернувшись от нее, он положил руки на перила и устремил взгляд на далекий город.

— Когда работаешь во дворце, приходится привыкать, что каждый твой шаг становится предметом газетных сплетен. Сомневаюсь, что хоть один газетчик рассказал, как все действительно было.

Что-то сжало ей горло. В глазах Доминик Маркус всегда был героем, — а героям, думала она прежде, не бывает больно...

— Ваша жена... я хочу сказать, бывшая жена... она настоящая красавица. Вы, должно быть, безумно ее любили.

Уголки губ Маркуса опустились. Да, «безумно» — самое подходящее слово. Он словно с ума сошел, не в силах мыслить здраво, не в состоянии понять, что они с Лизой не подходят друг другу. Она хотела занимать в его жизни первое место, не понимая, что долг перед страной для Маркуса превыше всего...

— Мои чувства к Лизе остались в прошлом. Но до сих пор не дает покоя то, что наш малыш так и не появился на свет.

Малыш... Это слово болезненным эхом отозвалось в глубине ее души. Несколько секунд Доминик не могла ответить — что-то сжимало ей горло.

Наконец она заговорила, но голосом хриплым и таким тихим, что самый легкий ветерок мог бы унести его прочь:

— У вас будут еще дети, Маркус. Рано или поздно вы встретите свою судьбу.

Губы его искривились в горькой усмешке.

— Не думаю. Два года назад у Лизы произошел выкидыш. Врачи не могли объяснить, почему это случилось, — казалось, сама природа не пожелала подарить нам дитя. Мы не понимали, что произошло, и от этого нам было еще тяжелее. Словом... я понял, что семья и дети — это слишком рискованно. Должно быть, я не создан для роли мужа и отца. Таких мужчин немало.

В последнем Доминик не сомневалась. Но, увы, слишком поздно усвоила эту истину. Теперь ей придется отвечать за последствия своей глупости в одиночку.

Погруженная в собственные невеселые размышления, Доминик и не заметила, как Маркус подошел ближе. Как губы его легко коснулись ее щеки.

— С возвращением, Доминик, — тихо проговорил он.

Потрясенная до потери дара речи, она молча следила, как он отвешивает глубокий поклон и, повернувшись, удаляется. Рука ее непроизвольно потянулась к тому месту, где только что побывали его губы.

Маркус считает, что не создан для роли мужа и отца. И Доминик лучше с этим согласиться — если она не желает себе новых бед.

Четыре дня спустя, в семейной гостиной дворца Стэнбери, Доминик объявила, что намерена съездить на место катастрофы.

— Доминик, — спокойно возразила ей королева Джозефина, — полиция делает все, что может. Твое вмешательство только осложнит их работу.

Доминик бросила на мать негодующий взгляд. Порой безупречное самообладание королевы раздражало ее. Одно дело — не терять лица на публике; другое — в кругу семьи, когда можно оставить притворство и стать самой собой!

Ее родители прожили в браке тридцать три года и произвели на свет троих детей. Однако, общаясь с матерью, Доминик порой спрашивала себя: что их связало? Разумеется, кроме династических соображений.

Вот и сейчас, глядя на четкий профиль матери, обращенный к горящему камину, Доминик не знала, какие чувства скрываются за этим холодно-безупречным фасадом. Оплакивает ли королева потерянную любовь или просто принимает как должное, что король погиб и ее долг — жить дальше без него?

— О какой работе ты говоришь, мама? Прошла неделя, а они так и не выяснили, что случилось с отцом, не нашли даже его тело!