Махарши Рамана
Шрифт:
Снова горят палочки с фимиамом. Кто-то продолжает сидеть в медитации с закрытыми глазами, но остальные расслабились и просто любуются Шри Бхагаваном. Один из посетителей поет сочиненные им песни восхваления. Человек, откуда-то возвратившийся в Ашрам, предлагает подношение из фруктов, оставляя у его стоп, а потом находит себе место в ближайших рядах перед ним. Служитель отдает обратно часть предложенного как милость, или прасад, Шри Бхагавана; что-то может быть отдано детям, вошедшим в Холл, обезьянам, стоящим у окна рядом с кушеткой или показавшимся около двери, павлинам или корове Лакшми, если она наносит визит. Остальное позднее берется для столовой, где поровну делится между преданными.
Шри Бхагаван ничего не принимал для себя. В его взгляде — какая-то невыразимая заботливость. Это не только сострадание непосредственным тревогам своих почитателей, но и в целом громадной ноше самсары, человеческой жизни. И тем не менее, несмотря на эту заботливость, черты его лица могут демонстрировать неумолимость человека, который победил и никогда не идет на компромиссы. Этот аспект твердости обычно скрыт мягкой порослью седых волос, так как, по традиции, его голова и лицо бреются в день каждого полнолуния. Многие из преданных сожалеют —поросль седины на лице и голове так усиливает Милость и смягчает непреклонность. Но никто не осмеливается сказать ему это.
Лицо Шри Бхагавана подобно лицу воды, всегда переменчивому и в то же время всегда одинаковому. Поразительно, как быстро оно переходит от мягкости к скалоподобной жесткости, от смеха к слезам сострадания. Так полно живет каждый последующий аспект, что чувствуется не одно человеческое лицо, но лицо всего человечества. Формально он, может быть, и не красив, так как черты лица неправильны, но, тем не менее, самое прекрасное лицо выглядит банальным рядом с его лицом. В нем есть такая реальность, что ее отпечаток глубоко западает в память и живет, когда другие впечатления стираются. Даже те, кто видели Шри Бхагавана лишь короткое время или только на фотографии, вызывают его своим умственным взором более живо, чем хороших знакомых. Действительно, может быть, Любовь, Милость, Мудрость, глубокое понимание, невинность ребенка, что сияют с такого изображения, — более хорошая отправная точка для медитации, чем любые слова.
Вокруг кушетки, в полуметре от нее, установлены передвижные перила высотой около сорока пяти сантиметров. Сначала их введение вызвало небольшой спор. Администрация Ашрама заметила, как Шри Бхагаван обычно избегал прикосновения и отступал назад, если кто-либо собирался это сделать. Припомнив, кроме того, как некий, введенный в заблуждение почитатель однажды разбил кокосовый орех и захотел выразить ему почтение, разливая молоко над его головой, администраторы решили, что подобная изоляция будет лучшим выходом. С другой стороны, многие из преданных чувствовали, что установлен какой-то барьер между ними и Шри Бхагаваном. Обсуждения вопроса, одобрил ли он такое нововведение, продолжались прямо перед Махарши, но никто не осмелился спросить его об этом. Бхагаван сидел, оставаясь безучастным.
Какие-то почитатели, не вставая со своих мест, беседуют со Шри Бхагаваном о себе или своих друзьях, сообщают новости об отсутствующих преданных, задают вопросы, касающиеся его учения, чувствуется домашняя атмосфера, атмосфера огромной семьи. Возможно, кто-то имеет какое-то личное дело и идет к кушетке, чтобы поговорить со Шри Бхагаваном вполголоса или передать ему листок бумаги, на котором оно изложено. Может быть, нужно послушать ответ или достаточно просто проинформировать Шри Бхагавана, когда есть вера, что все будет хорошо.
Мать приносит грудного младенца, и Шри Бхагаван улыбается ребенку более сердечно, нежели она. Маленькая девочка приносит свою куклу, опускает ниц перед кушеткой, а затем показывает Шри Бхагавану, который берет ее и рассматривает. Молодая обезьянка проскользнула в дверь и пытается схватить банан. Служитель преследует ее, чтобы выгнать, но так случилось, что сейчас здесь только один служитель, поэтому обезьянка бежит мимо противоположного конца Холла к другой двери, а Шри Бхагаван настойчиво шепчет ей: «Поспеши! Поспеши! Он скоро вернется». Садху дикого вида, со спутанными волосами, в одеянии цвета охры, стоит перед кушеткой с поднятыми руками. Процветающий горожанин в европейском костюме благочестиво падает ниц и занимает одно из передних мест, а его компаньон, не уверенный полностью в своей преданности, не простирается совсем.
Группа пандитов сидит около кушетки, переводя какой-то санскритский текст, и время от времени передает его Шри Бхагавану для разъяснения какого-нибудь места. Малыш, которому еще не исполнилось и трех лет, начинает рассказывать о маленькой Бо Пип *, и Шри Бхагаван принимает это тоже очень милостиво, с одинаковым интересом. Но книга затрепана, а поэтому он передает ее служителю переплести и вернуть ему завтра аккуратно отремонтированной.
Каждый служитель старателен. Иначе нельзя, потому что Шри Бхагаван сам очень наблюдателен, энергичен и не пропустит никакой неряшливой работы. Служители чувствуют, что они пользуются особой милостью Шри Бхагавана. Такое же восприятие и у пандитов. И у трехлетнего малыша. Человек постепенно ощущает, как глубокая непосредственность отклика заставляет преданных, чрезвычайно различающихся по уму и характеру, почувствовать особенную личную близость с Учителем.
Также постепенно воспринимается нечто из мастерства и тонкости руководства Шри Бхагавана или, скорее, человеческое обращение в его руководстве, поскольку само руководство невидимо. Каждый является для него открытой книгой. Он бросает проникающий взгляд на этого ученика или другого, чтобы увидеть как совершенствуется его медитация, а подчас глаза Учителя полностью лежат на одном из учеников, передавая прямую силу его Милости. И тем не менее, все это делается как можно незаметнее: взгляд может даже быть боковым, чтобы не привлекать внимание; более пристальный взгляд может быть в промежутках чтения газеты или когда ученик сам сидит с закрытыми глазами и ничего не подозревает. По всей вероятности, это должно защитить от двоякой опасности — ревности других учеников и тщеславия того, кто оказался благословлен его взглядом.