— А если там будут мертвяки?

— Мы же сначала глянем, что да как. Ты же у меня осторожный и бдительный!

— Ладно. Мы так и поступим.

Последнее слово все же осталось за Витей. Это было приятно.

В пыльном стекле вижу ровно то, что мне сообщает отчаянный вопль:

— Некротическое взбесилось! Стреляй — разойдемся по-хорошему!! Хватай стреляющее!!! Скорей!!!

Вопль резко заканчивается очень болезненным криком. Вот уж дудки, нашел дурака! Дверь в кабину не заперта. Прыгаю в машину. Запираюсь. Ключей нет.

Смотрю, как морф будет жрать хозяина. Не жрет. Наслаждается. Герой-красавец изо всех сил пытается отползти, сидя на заднице, но не замечает того, что Мутабор придавил его ногу лапой, и потому гений впустую елозит ручонками по насту.

Странный навороченный «девайс» с глушителем и гранатометом валяется аккурат посередине между мной и сладкой парочкой. Вообще-то можно бы рвануть за ним, пока они так заняты друг другом.

Не успел. Морф поворачивается в мою сторону и идет к машине, волоча за ногу добычу, которая вместо того, чтоб раскрыть висящую на боку кобуру, продолжает в слепом ужасе хвататься руками за снег. А ведь не получается у него, ручки-то не слушаются. То ли Мутабор их поломал, то ли так засушил. У меня рука еще не в порядке и болит, зараза.

Показываю морфу зажатый в руке пистолет. Сам прекрасно понимаю, что выгляжу смешно с этой пукалкой. Морф реагирует тем не менее серьезно. И совсем не так, как я ожидал.

Сорванная с пояса гения кобура отлетает как пушинка… Чудище деловито поднимает ногу хозяина на уровень глаз, и обдирает и маленький пистолет со щиколотки. Это что, он понял мой жест не как угрозу ему, а как помощь и напоминание о возможном противодействии хозяина? Слишком хорошо, чтоб было правдой. Но чем черт не шутит, когда Бог спит.

Мутабор что-то заботливо делает со своим создателем, отчего тот орет совершенно немыслимым ревом. Наконец отстраняется, когда у меня уже в ушах звенит. Вижу, что пальчики на обеих руках у экспериментатора торчат нелепо в разные стороны — минимум вывихнуты, но морф мог их и переломать легко.

Не успеваю ничего умного придумать, как машину сотрясает гулкий удар. Мутабор слегка грохнул в дверцу кабины кулаком. Я это понимаю как намек, что стекло не преграда и не защита. Такое приглашение вылезать из кабины. Ужас, как не хочется этого делать.

Вылезаю. Пендрила с недоверием глядит на изувеченные руки и начинает взахлеб плакать. Слезы ручьем. Ну да, это еще и больно в придачу, а не только обидно. Морф даже головой начинает мотать — не будь он мертвяком, я бы сказал, что восторженно слушает плач — как великолепную музыку.

Надо бы по дуге обойти ребят и попытаться добраться до автомата, но странно до невозможности, ноги не идут. Держат худо-бедно, но не слушаются. Не было у меня такого никогда раньше.

А еще совершенно не к месту мне становится жутко любопытно, что, черт побери, тут происходит? Такое дурное любопытство можно сравнить с тем, когда мы, шестиклассники, разбирали взрыватель здоровенного снаряда, нарезки на медных поясках которого четко говорили, что давным-давно эта стальная дура вылетела с грохотом в облаке пламени из орудия, просвистела десяток километров и тяжко рухнула в этом лесу. И не взорвалась.

Детонатор мы разобрали, ни черта не поняв в полученных деталюшках. Зачем разбирали — так и осталось неясным. Как решили, повзрослев, — по чистой и незамутненной дурости. Потом была возможность посмотреть, что делают с человеческим телом и куда меньшие железяки — и я не только в руки больше эти штуки не брал, но и взял за правило уносить ноги от безлюдных костров в лесу…

Вот и сейчас — любопытство ровно того же розлива. Нет, разумеется, его можно объяснить, говорящий и думающий мертвец, чего никто не видал раньше… Его создатель, владеющий явно технологией производства морфов в почти промышленных масштабах. Сам морф — невероятно ценный материал для изучения.

Кое-что мне и так понятно. Всякая ерунда, например, откуда звуки. Раз зомби двигает конечностями и может кусать и жевать, значит, мышечные группы работают. В сложных сочетаниях, точно координированно. И почему бы не работать мышцам грудной клетки, набирая воздух? И получается, по принципу детских резиновых игрушек-пищалок. Те тоже не живые, а звуки издают — только в путь. Голосовая щель и пасть — тоже работают. Да любой мертвяк издает стон-стенанье. А вот сохранившийся интеллект — это совершенно непонятно. Мозг умирает, кора во всяком случае. Раз морфы охотятся, да еще и хитрят при этом, — интеллект у них точно есть. Так что тут просто еще к тем структурам мозга, которые у морфов работают на охоту, добавились дополнительно огрызки коры. Вот как — совершенно не понимаю. Хотя не только я. Как функционируют зомби — никто не понимает.

Мутабор, насладившись музыкой воя и плача, поворачивается ко мне:

— Хессих!

— Да, я медик.

Мотает башкой, человеческим движением отрицания. Тычет лапой себя в грудь, повыше висящих ручонок:

— Хессих!

Потом в меня:

— Хассиссхеннн!

— Ассасин?

Отрицательное мотание башкой:

— Хассиссхеннн!

Это что получается? Конкурирующая фирма?

— Задача? Цель?

М-да… Что, интересно, морф захочет? И улыбочка у него… Устрашающая…