В одну из этих ночей на ромейском берегу Русского моря Олег, который, как и воеводы его, предпочитал спать днем, в качающейся на волнах лодье, сказал Стратимиру:

– Каждую ночь мне кажется, что все, что было под Царьградом, и договор наш с греками, - сон. И вот только сейчас я проснулся, а на небе даже месяца не видно, и все еще только предстоит, и никто не знает, что будет.

Олег не увидел в кромешной темноте - костров не зажигали, - но почувствовал, что воевода остолбенел от удивления.

– Не пугайся - я еще не стар, - усмехнулся Олег.
– А и буду стар, останусь храбр и умен... Да ты этого и не боишься, что я стану другим. Но, знаешь, трудно принять за явь, что мы настояли на своем в споре с Городом.

– Князь! Сказки люди сказывают, мы и сказали с тобой. Без тебя, конечно, нам бы правды не выспорить. Да и богам нашим, заступникам, поклонились...

Чувствовалось, что Стратимир все-таки очень растерян, не ожидал такого разговора.

– Был я в Городе, - признался князь.
– Видел я его. За одну человеческую жизнь такого не устроишь. Да и за три не сделаешь. И уменье накопили. Только работников своих, художников всяких дел, в том Городе не столько любят, как стерегут. Если бы не этот гнилой корень, не переспорить бы нам их...

Стратимир встряхнул головой и сказал звонким голосом:

– Знал я, князь, что ты тайно в Город ходил. Худой бы я стал воевода, если бы не ведал, где мой князь. Прости уж.

– Стало быть, и охрана за мной была?

– А как же. Сколько лет мы с тобой Киев держим и сколько земель за Киевом!.. Прости уж.

– Ладно, воевода. Простил.

– Велемудр, тот тоже по ночам говорит, что не верит в крепость договора нашего. А я верю - сами сделали. Удержим - будет крепкий.

– Вот греки научились ветер парусом держать: он сторону меняет, а у них лодья все одно в своем пути держится. Надо бы и нам...

– Мы и на своих лодьях с путем управляемся, - возразил Стратимир. Дошли себе до Царьграда, не потерялись.

– Не о том говорю. О потомках наших. Ветер изменится - путь удержат ли?

С моря ударили брызги.

– Морянка, - оценил погоду Стратимир, - резкий свежий ветерок то есть.

– Вихарь идет.

Они прислушались к ветру.

– Далекий еще вихарь, - уточнил князь. И продолжил прежний разговор: - У греческих князей свету много, наряду много, а покоя нет. Но не нынешние этот свет и наряд завели - издревле идет. Вот Город и верит им. Цари, что теперь у них, говорят больше, чем умеют. Но и крепкие есть. Тот, что на белом коне выезжает, силен.

– Анатолий не удержится долго эпархом, - ответил Стратимир, поняв, о ком речь.

– Жаль. Он хоть и не брат нам, а для разговора хорош. С сильным дело проще иметь...

Брызги снова ударили, долетели до князя и воеводы. Олег вспомнил, о чем подумал в Городе, видя воинов-варягов из этерии. Будь он в юности поглупее, может, и он нынче служил бы в Константинополе. Может, - в Городе такое бывало - из воинов... в цари бы вышел. Как отец Льва, Василий. Власть, данная мятежом, - лучше она или хуже, чем другим путем полученная?.. А если бы он стал царем и осадил бы его Город русский князь?.. Нет, такую ситуацию Олегу почему-то расхотелось представлять...

К ним подошел Велемудр:

– Наказание нам - эти ночи! Стережем ромейское добро в наших лодьях, словно в найме у них!

– Русь близко, воевода, - добро ответил ему Олег.
– Шаг по морю - и в своей земле.

– Тебе виднее, князь.

Эпарх

Когда русский флот уже ушел в Русское море, василевс спросил как-то эпарха, что тот сделал со щитом Олега. Эпарх ничего еще не делал, но понял, что таким образом решение дела о щите, висящем на воротах, хотят возложить целиком на него.

– Щит украли, - сказал Анатолий, сам испугавшись того, что сказал. Никто, насколько он знал, не трогал щита на Золотых Воротах. Можно было пойти и проверить.

– Если так будет дальше, то мне придется отрешить от дел всех моих чиновников и поручить исполнение государственных и столичных дел ворам. Слишком расторопны одни и слишком неповоротливы другие, - Лев зло играл кинжалом Абу Халиба.

...Выходя из дворца, Анатолий увидел прогуливающегося этериарха.

– Я только хотел узнать, - спросил этериарх, - где теперь печать русского князя, что была на воротах?

Эпарх полез на белую лошадь, чтобы скрыть на мгновение свое лицо.

– Щит унес тот же ангел, который неделю назад явился мне во сне и приказал повесить цепь. ("Кто же щит-то уволок?
– не мог он понять.
– Так можно с ума сойти. Ничего нельзя оставить в этом Городе...")

Этериарху показалось, что широкое лицо Анатолия такое же белое, как его лошадь. Но это, наверное, от яркого солнца.

– Ну и ангел, - сказал этериарх, - и все ночью делает. Вечером щит был еще на месте.