– Не понял. Ты о чем, Ника? – удивился оседланный мной Немов.

– Как о чем? После того как ты мне в вино наркотик подсыпал, чтобы меня скомпрометировать, я, между прочим, чуть в пруду не утонула под действием галлюцинаций!

– А ты ничего не перепутала? – Немов вывернул шею и попытался заглянуть мне в глаза. – Это вообще не мой стиль…

– Чей же тогда? – меня до глубины души возмутила эта ложь. Глядите-ка, нам до могилы всего ничего осталось, а он!.. Жалобное шмыганье носом переключило мое внимание на потупившуюся Элю.

– Это я виновата, – тяжко вздохнула она. – Но я не хотела! Честное слово не хотела тебе эту дрянь сыпать! Это я для себя приготовила. Мне один парень из приглашенных дал порошок и сказал, что это чумовая штука. Надо только в вине растворить, и кайф обеспечен. А мне как назло вина больше не давали. Вот и пришлось насыпать в твой бокал, когда ты отвернулась. Я же не знала, что ты его у меня прям из рук вырвешь… Прости меня, Ника. Ну пожалуйста!

Хохот, душивший меня, наконец вырвался наружу. Жизнь еще раз показала, насколько самые логичные предположения могут расходиться с объективной реальностью. Отсмеявшись и убедив Элю, что она прощена, я стала меланхолично созерцать, как прибывает жидкий бетон. В подвале воцарилась тишина, нарушаемая лишь гулом работающего механизма.

– И все-таки, Немов, объясни мне напоследок, зачем ты искал меня? – неожиданно спросил Владимир Андреевич, как будто хотел за разговором отвлечься и не думать о приближающейся смерти.

– Спросить хотел.

– Что спросить?

– Почему?

– Что «почему»?

– Почему ты кинул меня, Володя? Я ведь даже умереть отказался, чтобы услышать от тебя ответ.

– И ты еще спрашиваешь? Или забыл, что как раз тогда переспал с моей женой?

– Я?! – удивление в голосе Немова было таким искренним, что Челноков даже открыл глаза.

– Хочешь сказать, что у вас ничего не было?

– Конечно, не было! У меня ведь была Ника!

Теперь уже Павел проявил интерес и сделал шаг в нашу сторону. Эле даже пришлось ухватить его за уши, чтобы не потерять равновесия.

– Я знал, что у тебя кто-то был. Но знал также, что ты без этой уехавшей в Англию подруги почти на год остался один. И еще я видел, как ты целовал Алену в кафе. А ведь вы с детства дружили, и ты всегда ей нравился…

– Дурак ты, Вовка, – как-то беззлобно и устало сообщил Челнокову Виталий. – Господи, какой же ты дурак! Если ты видел, как я Ленку по-дружески в щечку чмокнул, то это еще не повод предавать друга и убивать жену.

– Убивать?! – если бы не проворство Павла, подпрыгнувшая на его шее Эля плюхнулась бы в бетон. – Что он говорит, папа? Мама ведь от шока умерла. В больнице! Папа, почему ты молчишь?! Ты же не мог… Ты ее любил!

– Любил, – отрешенно кивнул бизнесмен. – И именно потому, что любил…

– Этого не может быть, – еле слышно шептали Элины губы, – не может быть.

– У нас его Мавром прозвали, – подал голос Немов, – потому что к каждому столбу свою Аленку ревновал. Особенно во время наших «командировок».

– Когда я увидел вас в кафе, – продолжал исповедоваться Владимир Андреевич, глядя куда-то за грань, которую мы вскоре должны были пересечь, – меня просто переклинило. И как раз на следующий день на тебя вышла контора*. Я уже трубку снял, чтобы предупредить, а тут Алена в комнату заходит и на мой вопрос, где она была вчера вечером, начинает что-то врать. Я плохо помню, как это было. В себя только в приемном покое больницы пришел. Когда ее увозили на каталке, врач на меня как на монстра смотрел. Но она только твердила, что я ни при чем, что она упала с лестницы и именно поэтому сломала четыре ребра, ключицу, нос, глазницу и вообще очень сильно ударилась. А когда через три дня я вышел из запоя, то узнал, что ночью она вколола себе тридцать кубиков какого-то мощного антибиотика. Выкрала из процедурной. Это же не наркотик, никто и не думал его охранять. Когда ее нашли, было уже поздно.

Мама дорогая, какие неожиданные вещи можно узнать о человеке, желающем облегчить душу на пороге вечности! Мне и то стало не по себе, даже в носу защипало. Эля же тихо плакала, размазывая по щекам слезы и не замечая, что испачканные цементом руки оставляют на ее лице серые разводы.

– Ну, так что мы решим? – прервал похоронную паузу Виталий, отплевываясь от бетона, уже добравшегося ему до губ. – Останемся здесь, чтобы не затягивать, или полезем на решетку и будем висеть, как недозрелые груши?

– Полезем, – вернулся к реальности Челноков. – За выигранные десять минут многое может случиться. Ника, ты – первая. Потом Эля, потом ты, Паша. Ну, а мы с Иванычем – последние.

Я не стала возражать. Вот так просто по собственной воле взять и захлебнуться, когда есть возможность получить хоть малую отсрочку… Бр-р-р… Прежде чем встать на плечи «Иваныча», я двумя быстрыми движениями избавилась от любимых туфель и, выпрямившись во весь рост, уцепилась за проклятую сетку возле проделанной Ликом прорехи, которая могла бы стать спасительной, будь у нас чуть больше времени. И отвела глаза от лежащего совсем рядом Генки, погибшего так нелепо… Вдруг в моей голове что-то щелкнуло, и я заявила неестественно звенящим голосом: