Шрифт:
Я не склонюсь ни перед кем,
Из уст ни жалости, ни пени,
Палач, не вырвешь ты ничем. [44]
Сильвио
(Заносит над ним меч)
Невозмутимо ждет он казни…
Проклятье! [45]
Фрагмент окончания
картины Базилио
после последних
слов Базилио Но я погибну, примиренный;
(«Не ты Как из кадила фимиам —
казнишь меня, От всех цепей освобожденный
а Рок!») Мой дух помчится к небесам.
44
В автографе после этого ст. имеется следующий фрагмент:
Сильвио
Я укротить тебя сумею:
Во прах, безумец, предо мной!
(Кидается на отца и бросает его на землю).
Вот так! Железною пятой
Я наступил тебе на шею.
45
В автографе после этой ремарки:
Сильвио
О мщенье сладкое! Клянусь
Мир ужасну я злодеяньем,
Твоим позором и стенаньем,
И кровью досыта упьюсь.
Ну что ж? Попробуй встать из праха,
Гордись могуществом своим,
Монарх, не правда ль, чужд ты страха,
Ведь ты, как Бог, непобедим.
О, я вопить от мук заставлю
Тебя, презрительный мудрец,
Позорной пыткой обесславлю
Твой ужасающий конец.
Базилио
Небес веленье роковое
Приму без гнева, без борьбы:
Мой сын — оружье лишь слепое
В руках таинственной судьбы.
Сильвио
О, что мне делать? Без боязни,
Невозмутимо ждет он казни…
Прости мне, Сильвио!..
Сильвио
О муки!
Стою в молчании немом,
И обессиленные руки,
Как плети, падают с мечом.
О где же, где порыв тот страстный?..
Ищу в груди моей напрасно
Хоть искры злобы… Он остыл,
Смешной, ребяческий мой пыл,
В душе все холодно, безгласно.
Казалось, был могуч и дик
Я, прежний Сильвио, на миг;
Но и тогда ведь лицемерил,
Кричал, грозил — и сам не верил,
Не верил гневу своему.
Потухло сердце, омертвело,
И, как бесчувственное тело,
Я равнодушен ко всему.
Ты прав, ты прав! Что значит мщенье?
Едва забыл я на мгновенье —
И ты напомнил мне, что бред —
Вся наша жизнь, любовь и злоба,
Ведь только призраки мы оба,
И мстить ни сил, ни воли нет.
Пред ужасающею тайной,
Как я беспомощен и слеп —
Непознаваемых судеб…
Ты был игрушкою случайной
И жажду мстить, но не могу
Я беззащитному врагу.
Нет виноватых! Гнев бесплоден…
Снимите цепь с него… Старик,
Ты был в несчастиях велик —
Иди… прощаю, ты свободен…
(Занавес).
ЧЕТВЕРТОЕ ДЕЙСТВИЕ
Терраса над морем. Лунная ночь. Пир.
Сильвио
между ст. 4 и 5 Ты убаюкиваешь горе
первого монолога Обманом сладостным, но все ж
Сильвио («На что И в ослепительном уборе,
певец…») И в блеске красоты — мне ненавистна
ложь. [46]
Беатриче
после ст. 2 Пока хоть капля есть в бокале золотом,
реплики Мы выпьем все — до дна, потом, без
Беатриче («Ко сожаленья,
мне!..» и т. д.) С безумным смехом опьяненья
О землю кубок разобьем!.. [47]
Сильвио
Я твой… Прижми меня к твоей груди сильней,
Руками нежными властительно обвей…
О, только бы убить сознанье роковое:
Не думать, не желать, не помнить ничего,
46
В автографе этого монолога после ст. 8 основного текста зачеркнутый фрагмент:
Едва лишь красота — всю душу ты отдашь,
Едва гармонии поверишь благодатной, —
Она рассеется — блистательный мираж
В пустыне мира необъятной.
Ты с тайны бытия печати не сорвешь,
Ты усыпляешь только горе
Обманом сладостным, но все ж
И в ослепительном уборе,
И в блеске красоты мне ненавистна ложь!
Умолкни же, певец! Не верю я тебе!
Довольно! Песнь твоя не утолит мучений…
Пусть лучше я паду в отчаянной борьбе,
Но никогда, ни в чем я не солгу себе:
Я жажду истины, — не лживых утешений!
47
Перед этим ст. в автографе:
Такие глубины и тайны сладострастья
Тебе дерзну я показать,
Что в сладком ужасе ты будешь трепетать
Пред неизвестностью томительного счастья!
И, в одиночестве, у сердца своего
Почувствовать на миг хоть что-нибудь живое.
Вот так.
(Обнимает ее).
Пускай вся жизнь — неуловимый сон,
Пускай весь мир — ничтожное виденье —
Я докажу себе, что есть один закон,
Одна лишь правда — наслажденье!
(После минутного раздумья отталкивает Беатриче).
Обман, и здесь обман! Оставь меня, уйди…
Потухла страсть; в душе лишь ужас без предела…
Мне показалось вдруг, что я прижал к груди
Холодное, как лед, безжизненное тело…
Увы! погибнет красота,
И кудри выпадут, и череп обнажится…
Где ныне вешних роз свежей твои уста —
Там щель беззубая ввалившегося рта
Бессмысленной, немой улыбкой искривится.
Оставь меня! Прочь, все уйдите прочь!
За пышной трапезой, сияющей огнями,
Мне кажутся теперь все гости — мертвецами,
И давит грудь, как склеп, томительная ночь. [48]
48
В автографе после этого ст.:
Где некогда мерцал твой лучезарный взгляд,
Где некогда я пил росинки слез алмазных
И шелк ресниц лобзал, — там черви закишат
В костлявых впадинах, слепых и безобразных.
Сильвио
вм. ст. 4 Скорей, безумцы, пир кощунственный прервите!
реплики
Сильвио:
«Довольно!
Факелы…» [49]
Базилио
после ремарки: Мой час теперь настал.
«Гости Не в наслажденьях смысл и цель существованья,
уходят…» Не все погибло, есть великий идеал.
и перед Он мог бы утолить души твоей страданья,
монологом Не все разрушены сомненьем алтари…
Базилио: Но, сын мой, жаждешь ли ты Бога?
49
В автографе после этого ст.:
К чему обманывать себя? Я обнажу
Все бездны: здесь в глаза кончины я гляжу.
И над открытою могилой утешенья
Я не ищу, как все, я не хочу забвенья.
Не прячу, как дитя, за блестки и цветы
Зияющей у ног бездонной пустоты.
И, что бы ни было со мною,
Пред истинной, как трус, лица я <не> закрою.
Прочь, прочь, уйдите все!..