– Удачные дампиры, - проворчала я, вставая.
– Сраные вы селекционеры, драть вас конем.

Мана хмыкнул.

– Черт, как же я вас ненавижу, - сообщила я.
– Как можно так поступать с живыми людьми?

– А что? Нам не привыкать.

– Ты говорил о девушке, покончившей с собой и убившей своего ребенка. Кто она была и что ее толкнуло на это?

– Не знаю, может, она была религиозна. Были девушки, кончавшие с собой из религиозных помыслов. Вампиры - нечисть, все такое...
– Мана сел, опустив босые ступни на пол.
– А я знал одну... Хотя ладно.

Я в ожидании глядела на него.

– Начал - продолжай.

– К чему тебе это? В твоем положении меньше знаешь - крепче спишь.

– Правду мне надо, правду.

– Нет.

– Черт, Мана, я не собираюсь кончать с собой. Это не мое. Жить - по-любому лучше.

– Конечно, - он встал и приблизился ко мне, - даже думать не смей о том, чтобы умереть. Разве только для вечной жизни.

– Я не хочу быть вампиром.

– Возможно, не будет другого выбора.

– Выбор есть всегда.

– Вот Соленна так же говорила.

– Та дампирка, которую ты знал?

– Ага. Она была такая... красивая, порочная и холодная. И крутая. Она не хотела стать вампиром и не хотела, чтобы ее использовали как инкубатор. Предпочла смерть.

Я бы предпочла свалить подальше от этих е...нашек, но промолчала об этом.

– И мне было очень жаль ее.

– Так хороша была?

– Это тоже. Дампиры ведь так притягательны для нас, - Мана, улыбаясь, отпил еще коньяка, провел рукой по моим волосам.
– Вы пахнете вкусно, редко люди так сказочно пахнут.

Вампир прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.

– Я пьянею от тебя, - услышала я над ухом.

– А я думаю - от полулитра коньяка.

– Мне нравится, когда ты пытаешься язвить, а сердце у тебя начинает сильно колотиться.

Мое сердце и правда начинало трепыхаться, когда Мана оказывался так близко. Ничего не могу поделать с собой. Я его хочу.

– Глянь-ка, уже пять часов, а я даже не завтракала!
– пришлось фальшиво изумиться, чтобы был повод ускользнуть от Маны.

Я ушла на кухню, уже оттуда спросив:

– А ты будешь что-то... из обычной еды?

– Нет. Я это перерос триста лет назад.

Я хмыкнула, ставя в микроволновку тарелку с тарталетками, заполненными жульеном.

– Совсем большой мальчик, - пробормотала я, доставая из холодильника пластиковый контейнер с нарезанным, но не заправленным салатом из креветок с огурцом. Конечно, он стоит уже с вечера тридцатого декабря, но не пропадать же еде.

Когда я повернулась к столу, то увидела в дверном проеме Ману со стаканом и бутылкой в руках.

– Но лет так десять назад я побывал в "МакДональдс", - сообщил он мне, - все наши хвалили, и я зашел туда. Это самая вкусная в мире еда.

– Прости, бургеров у меня нет, да и глютамата натрия тоже.

Он ухмыльнулся, опираясь о дверь плечом. Я заправила салат, перемешала его, достала из тренькнувшей микроволновки тарелку, открыла оливки и пересыпала их из банки в блюдце.

– Мы можем посмотреть что-нибудь по ящику...

– У меня есть лучшая идея, - Мана поставил на стол свои неизменные в этот день атрибуты и метнулся - ох, как же это слово подходит вампирам - в зал.

Я не успела присесть на стул, как он вернулся, поставил на стол мой подсвечник на три свечи, зажег их своей Zippo, выключил свет, взял с подоконника горшок с цветущей мелкой розочкой, поставил возле подсвечника.

– Прости, не догадался купить цветы, пока ты спала, - несмотря на то, что он якобы извинялся, его тон был обычным - с ехидцей.

– Да я...

Пока я пыталась что-то сказать, он выудил из холодильника начатую бутылку вина, налил мне в бокал, который мирно сох вторые сутки возле раковины. После чего сел на стул напротив меня и сказал:

– Ну вот. Ужин при свечах. Это лучше, чем смотреть ящик.

– О, ты ценишь что-то выше ТВ?

Мана налил себе коньяка.

– Да, но немногое. До дна.

Мы чокнулись.

– За тебя, - вежливо, как и положено хорошим девушкам, сказала я.

– За тебя, - ответил он.

– Забавно...

– Что?

– Последний раз я так сидела с Ваней, - я улыбнулась, - только тогда он ел, а я лишь пила. И при свете, конечно.

Мана закурил сигарету. Метнулся за пепельницей.