— От твоего отвара, — кивнув головой на пыхтевший котелок, — толка не больше. Ну, набрал ты корешков, и что? Нужно ведь знать, какой для чего. А так… Как яд может в умелых руках стать лекарством, так в неумелых лекарство делается ядом.

— Я собрал те корешки, на которые указали мне горные духи.

— Ну, — покашливая, сдержано рассмеялся Альнар, — тогда точно — яд. Ведь им нужна жертва.

— Даже если она им на самом деле была нужна, они ее уже получили.

— Решив не дожидаться, пока мы доберемся до твоего каменного моста? — хмыкнул наследник. — И вообще, где одна, там вторая.

— Не бойся, я первым выпью отвар. И если со мной ничего не случится, то и с тобой все будет в порядке.

— А я и не боюсь, — все еще посмеиваясь, качнул головой царевич, — если боги хотят, чтобы я стал новым Основателем, они не дадут мне умереть раньше времени…

Между тем по пещерке стал распространяться тонкий сладковатый дух отвара.

— Знакомый запах, — принюхавшись, проговорил Альнар. — У этих корешков были вершки?

— Вот, — юноша тотчас протянул брату худосочный пучок с вялыми съежившимися листочками.

Царевич бегло оглядел их, затем, растерев, понюхал, осторожно коснулся языком, пробуя сок.

— Как и следовало ожидать, — оставшись вполне удовлетворенным, кивнул он.

— Что это? — решившись, спросил юноша.

— А ты не знаешь? — фыркнул его собеседник.

— Нет, — опять смутившись, растерянно пожал плечами Аль.

— Когда меня, больного, наконец, вытащили из мокрой промозглой жути темницы, лекари влили в меня столько этой гадости, что меня теперь начинает мутить от одного запаха, — он усмехнулся, качнул головой, а затем продолжал: — Это корень Аира — именно то лекарство, что мне сейчас и нужно. Вот только ты этого знать никак не мог. Так что, вывод напрашивается сам собой: хорошие, однако, у тебя помощники.

— Горные духи.

— Это вряд ли.

— Что? — удивленно воззрился на него юноша. — Почему?

— С чего ты взял, что тебе помогают именно горные духи, а не сами боги? — вместо того, чтобы ответить на вопрос брата, спросил тот.

— Но как же… Я ведь именно их просил о помощи.

— На мольбы не всегда отзывается тот, к кому они обращены, — качнул головой Альнар. — Есть даже легенда о крестьянине, который, потеряв весь урожай и не зная, чем кормить многочисленную семью, обратился к богам дня с мольбой о чуде. И в тот же миг на его поле взошла новая поросль, только это были не колосья, а сплошные сорняки, потому что его услышали боги ночи, которых хлебом не корми, дай поиздеваться над людьми.

— Ты хочешь сказать, что мне помогают боги, хотя я и называю их горными духами?

— Ничего я не хочу сказать, — вздохнул Альнар. — Я так устал, что лучше бы молчал… Ладно, — сдавленно покашливая, он потянулся за котелком, — кажется, уже готово, — дожидаясь, пока отвар чуть остынет, царевич вновь повернулся к брату. — Ты как, не все сварил?

— Нет, — испуганно взглянул на него тот. — А надо было?

— Как раз нет. Воды здесь — на раз. Корешков нужно — всего ничего. А лекарство это следует пить несколько дней. И вряд ли удастся найти еще что-то под снегом. Вообще странно, что они оказались тут посредине зимы.

— Это лишь выглядит зимой, на самом же деле сейчас — середина лета.

— Ну да, — фыркнул царевич, — хорошо лето… Хотя, — немного подумав, скривил он губы в грустной усмешке, — все так. Все так…

— Мне первым попробовать? — кивнув головой в сторону котелка, спросил Аль.

— Зачем? Ты, вроде, не болен.

— А если это все же яд? Ты сам говорил: на мольбу о помощи иногда откликаются совсем не затем, чтобы помочь.

Брат взглянул на него снисходительно, как взрослый смотрит на наивного ребенка, а затем, скорее шутя, чем всерьез проговорил:

— Я готов рискнуть.

Они просидели до самого утра без сна. Почти не говорили — хорошо, если обменялись парой фраз. Каждый думал о чем-то своем. А там проснулись Лот с Лиином. Тотчас торопливо отпрянули друг от друга, сделав это с таким видом, словно обнаружили себя в обнимку с только что выбравшимся из лужи боровом. Причем в этот миг они были так похожи друг на друга в своем забавном негодовании, что смотревшие на них братья не смогли сдержать улыбок. Которые, однако же, тотчас исчезли, стоило им поймать на себе одинаково осуждающий взгляд своих спутников.

— Смерть не любит, когда над ней смеются, — сочтя, что этого недостаточно, укоризненно проговорил бродяга.

— А мертвые достойны того, чтобы о них хотя бы три дня не забывали, — добавил сын воина.

Братья одновременно вздохнули, смущенно отвернувшись. Им не хотелось выглядеть бессердечными тварями, но, вообще-то, в глубине души, они чувствовали одно и то же: Рик остался в прошлом, а им идти навстречу будущему.

Перекусив на скорую руку, странники двинулись в путь. Сначала шли молча, стараясь даже не глядеть друг на друга, потом, когда молчание стало в тягость, начали мало-помалу вспоминать, что они — не одни.