И он начал думать по-другому: не что было бы ему интересно узнать от пришельца из мира по другую грань вечности, а что тот мог хотеть ему сказать.

Аль почти не сомневался, что это как-то связано с кочевниками. Стоило ему подумать о них, как его прошиб холодный пот:

"Раз уж даже мертвые беспокоятся о живых, значит, дело совсем плохо".

А ведь ему казалось, что все самое трудное уже позади: он предупредил о вторжении. Отец, скорее всего, уже собрал войско и двинул его в сторону границы. Когда кочевники увидят перед собой вооруженных воинов, готовых сражаться не на жизнь, а на смерть, они повернут. Обязательно повернут. Так было всегда, во все времена. Не случайно же до сих пор о трусах говорят: "Дерется, как кочевник — лишь с малыми да слабыми".

"Но на этот раз, — осторожно, чтобы не сползти в бездну отчаяния, напомнил себе юноша, — многое не так, как всегда. И пришли они на зиму глядя, хотя всегда прежде набеги совершали в конце лета или ранней осенью — когда еще тепло, а урожай уже собран. И больно много их для обычного набега, — он вспомнил, как сбился, пытаясь сосчитать, их костры. А ведь вокруг каждого обычно собиралось по десятку воинов, если не больше. — Странно все это…" — действительно, было над чем задуматься. И о чем спросить призрака.

Но слишком уж много было вопросов. И ответ на каждый из них ничего не прояснял, увлекая, словно цепочка, все новые и новые кольца.

"Ну вот спрошу я — "мы победим?", — конечно, это был самый главный вопрос, — и что он ответит? Да — если да, или нет — если нет? И что? Я укреплюсь в своей вере, не более того. Ведь, может быть, для того, чтобы будущее склонилось к одной из двух сторон — черной или белой — нужна какая-то малость, или даже не малость, но что-то, что мы, живущие, сами понять не в силах…" — теперь он был почти уверен, что именно ради этого и пришел к нему в сон призрак — помочь выбрать тот путь, на котором была жизнь, а не смерть.

Аль глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться, отбросив напряжение волнений и сомнений.

— Ты готов задать свой вопрос? — спросил его призрачный гость.

— Да, — кивнул юноша. Ему пришлось предпринять над собой усилие, чтобы его голос в этот миг не дрогнул предательски, выдавая то, как сильно он боится ошибиться. — Что я должен сделать, чтобы остановить кочевников?

Он замер, ожидая, что будет дальше.

Аль не был до конца уверен в правильности своего выбора. Не слишком ли много он возомнил о себе? Кто он такой? Великой воин? Да он владеет мечом хуже почти всех своих сверстников. И знает о сражениях меньше любого из них. Если, конечно, речь не идет о легендарных битвах. О них он много читал, и даже представлял себя их героем… Но ведь реальный мир и выдуманный — не одно и то же. Он уже успел на собственном опыте убедиться в этом.

И, все же, он надеялся, что все понял правильно.

Между тем ледяной взгляд проводника потеплел, заостренные смертью черты лица смягчились:

— Царевич, — зазвучал его голос, внося покой и уверенность в душу, — ты должен исполнить свою мечту, — и, едва последнее слово отзвучало, пришелец из мира теней начал тускнеть, теряя сначала черты, а потом и очертания.

— Постой! — вскричал, пытаясь остановить его Аль. Он, еще мгновение назад вздохнувший с облегчением, укрепившись в мысли, что все сделал правильно, вновь заметался, не находя точки опоры. — Какую мечту? Найти повелителя дня? Но при чем здесь это? И как я смогу…?

Призрак не слушал его. Он, сделав то, ради чего являлся в сон живого, спешил покинуть чужой для него мир, возвращаясь в подземные глубины вечного покоя и тишины.

— Неужели все настолько плохо, что помочь нам может только повелитель дня? — его словно прорвало. Он задавал вопросы и задавал, не в силах самостоятельно найти на них ответы и, потому, даже не пытаясь. Еще и потому, что они несли в себе больше беспокойства, чем безответные вопросы. Особенно последний. Ведь если так…

— Нет, — он мотнул головой. Ему не хотелось даже думать об этом, не то что принимать, соглашаясь с неминуемым. — Нет! — что было сил закричал он, словно стремясь найти успокоение в громом разнесшимся по пустынным залам крике, который, подхваченный эхом, заполнял собой все, проникая в каждый угол, каждый закоулок и тупик. — Нет! — с этим словом на губах он и проснулся.

Он сидел на своей постели. Меховое одеяло, еще несколько мгновений укрывавшее его, соскользнуло на пол и теперь грело ступни босых ног.

Первое, что пришло ему в голову, было:

"Это все уже случилось прежде!"

У Аля было такое странное чувство, словно окружавший его мир — не реальный, в который он вернулся, проснувшись ото сна, а еще один край сновидений. Потому что наяву нельзя прожить один и тот же миг дважды, в сновидениях же — сколько угодно.

Однако, все же, с какой-то почти предопределенной очевидностью царевич совершенно точно знал, что больше не спит. И сколь странным ни казалось бы ему все вокруг, он должен был принять это, потому что на самом деле ничего другого у него не было.

Поднявшись на ноги, он покачнулся, ощутив знакомое уже головокружение. На этот раз он не спешил сразу же делать следующий шаг, но и глаз закрывать не стал, лишь с силой стиснул губы, терпеливо преодолевая волну дурноты. Та накатила на него, накрывая с головой, так что в какой-то миг ему показалось, что он вновь начал тонуть в черной речной воде. Но, в отличие от последней, не имея никакой власти над своим мгновенным пленником, очень скоро сама отпустила его, позволяя вернуться в реальный мир пусть ослабевшим от долгой борьбы с бредом, но все-таки живым и в здравом уме. Хотя, насчет последнего юноша сомневался. Разве не только безумцы способны без страха говорить с мертвецами? А ведь приход Ларга его ничуть не испугал, скорее даже обрадовал. Да и слова проводника… Если задуматься, в них не было никакого смысла, ведь всем известно, что боги не вмешиваются в дела людей, а, раз так, наивно было бы ждать от них помощи. И, все же, в них было что-то, придававшее значение его собственной жизни, уже начавшей казаться ему совершенно бессмысленной. Ему хотелось верить, что так оно и есть на самом деле.