Но потерянной душе не дано уйти с того места, где ее настигла смерть. А дворец не стал удерживать царевича. Скорее наоборот, он подталкивал в спину ледяными взглядами духов-невидимок, подгонял гулким эхом поспешных шагов.

Наконец, с натугой распахнув тяжелые створки врат, скрипучие, подернутые инеем, он выбрался на главную площадь, и задохнулся, когда привыкшие к тяжелому затхлому духу законопаченных зал легкие оказались не способны вобрать в себя ледяной воздух морозного утра.

Вокруг не было ни души. По каменной мостовой мела метель, сдувая снег в притулившиеся к серым, заиндевелым стенам сугробы. А Аль стоял один посреди этой ледяной пустыни, и смеялся, не замечая катившихся по щекам слез. Он понял свою ошибку — это все остальные умерли, а он выжил, проспав во власти болезненного бреда свою смерть.

Он был жив, потому что призрак не чувствует холода, не ловит с жадностью каждый вздох, удерживая в себе жизнь, не предается отчаянию, не…

Он был жив, и эта мысль успокаивала его. Во всяком случае, до тех пор, пока он не понял, что живому среди мертвецов ничуть не легче, а, может быть, и труднее, чем призраку в мире людей.

И вдруг… До него донесся какой-то звук… Он прозвучал глухо, доносясь откуда-то издалека, так что Аль даже не понял, что это было — скрип снега под ногами, всхлип потерявшего мать ребенка или скулеж голодного пса. Да и ему сейчас это было без разницы. Главным было другое — это был голос жизни, знак того, что он не последний человек в этом ледяном царстве теней.

Оглядевшись вокруг, силясь хоть что-то разглядеть среди многоцветных бликов отражавшихся о снежные покровы солнечных лучей, царевич заметил небольшую угловатую фигурку — кто-то сжался в комок в подворотне, словно осторожный зверек.

— Эй! — окликнул его царевич, взмахнул рукой, привлекая к себе внимание. Незнакомец тотчас сорвался с места. Однако, вместо того, чтобы направиться к юноше, он бросился бежать прочь, стремясь поскорее спрятаться в белом безличии города.

— Постой! — Аль бросился следом, крича на бегу. — Подожди! Не бойся меня! Я ничего плохого тебе не сделаю! Все, что я хочу, это спросить… — запыхавшись, царевич остановился. После долгой болезни он был слишком слаб для погони. Аль опустил голову, переводя дыхание.

— У тебя есть что съестное? — голос, прозвучавший над самым ухом, заставил юношу вздрогнуть.

— Что? — переспросил он, таращась удивленными глазами на стоявшего в шаге от него человека с головы до ног укутанного в какие-то разноцветные тряпки — обноски, так что не закрытым оставалось только лицо.

Его кожа была бледной и сухой, как у старика, голос звучал глухо и хрипло, срываясь в простуженный сип. И вообще, было непонятно, сколько ему лет — пятнадцать или пятьдесят пять. Однако же, Аль почему-то не сомневался, что перед ним — паренек, вряд ли намного старше его.

— Без разницы, — по-своему поняв его вопрос, махнул рукой незнакомец, — у меня двое суток ничего во рту не было, за исключением снега. А крыса, которую мне удалось добыть до того, оказалась еще более худой и костлявой, чем я.

— Ты… ел крысу? — сглотнув подступивший к горлу комок, недоверчиво переспросил царевич. Он не верил, что такое возможно.

— А что? — как-то немного свысока глянув на собеседника, хмыкнул паренек. — Что крыса, что олень — все мясо. А мясо — сытная пища, хорошая. Жалко, что крыс в городе осталось мало. Тоже с голоду дохнут, как и мы.

— Но… почему?

— Что — почему? — смерив собеседника взглядом, спросил тот. — Голодно? Потому что есть нечего. Все запасы, что были, уже съедены, а новое не родится в замерзшей земле!

— А…

— Ты что, ненормальный? Или издеваешься? — с угрозой стал надвигаться на царевича чужак. — Хотя, конечно! Ты же из дворца! Из придворных, богатеньких! В тепле да сытости…

— Я… — тот растерялся, даже попятился от неожиданности. — Я ничего не знаю… Я болел, долго болел, только сегодня очнулся, и вот… — он развел руками, показывая на окружавший мир с таким видом, словно это он был виноват в охватившей землю перемене.

— Тихо! — резко стукнув его по руке, шепнул горожанин, застыв на месте, будто каменное изваяние, даже, как казалось, перестав дышать — во всяком случае, пар больше не срывался белым облачком с его губ.

— Что? — стремительно оглядевшись, стараясь говорить как можно тише, спросил Аль. Он почему-то решил, что сейчас увидит толпу кочевников — диких, с горевшими безумием глазами, с изрисованными жуткими линиями — шрамами лицами. Но рядом не было никого. — Кто здесь?

— Тихо! — шикнул горожанин, затем качнул головой в сторону подворотни. — Крыса!

— Кто?! — Аль совсем растерялся. Он никак не мог взять в толк, при чем здесь крыса? — Зачем она…

— Замри и не дыши! — а в следующее мгновение он неожиданно сорвался с места. Его движения были быстры и, в то же время, удивительно плавны, что делало их незаметными — вот он стоял рядом, а вот уже — на другой стороне площади.

Царевич и рта не успел открыть, как его странный знакомец уже вернулся, держа за хвост огромную жирную крысу.

— Смотри какая! — хвалясь своей добычей, как охотники рябчиком или зайцем, довольный воскликнул он.