Том 1. Громокипящий кубок
вернуться

Северянин Игорь Васильевич
Шрифт:

1908.

Букет забвенья

Я погружу в букет душистый Лицо и душу погружу. И лес ресниц твоих пушистый, Пушистый лес воображу. Я озарял его, сжигая Доверья хрупкие костры… О, дорогая-дорогая С душой любовницы-сестры! Но то ушло, пришло другое… Того, что было, не спасти… О, дорогое-дорогое, Мое далекое, прости! Прости и ты, мой ангел чистый, Краса и гордость бытия! Бросаю жизнь в букет душистый, И захлебнусь в букете я!

1910. Май.

Мыза Ивановка.

Berceuse томления

Я люблю тебя нежнее Белой лилии, Я пою тебя волшебней Сказок фей. Я беру тебя в аллее Весь — воскрылие, В поэтическом молебне Чародей. К груди грудь, во взоры взоры! Вешней лени я Не осилю — ах, нет мочи, — Я в плену. Мне мерещатся озера Из томления. В них все глубже, все жесточе Я тону.

1913. Май.

Веймарн.

Мельница и барышня

Постарела труженица-мельница На горе стоит, как богодельница; Под горою барышня-бездельница Целый день заводит граммофон На балконе дачи; скучно барышне: Надоел в саду густой боярышник, А в гостиной бронза и плафон. Я смотрю, вооруженный… лупою: Граммофон трубой своею глупою Голосит, вульгаря и хрипя, Что-то нудно-пошлое, а дачница, В чем другом, но в пошлости удачница, Ерзает на стуле, им скрипя… Крылья дряхлой мельницы поломаны, Но дрожат, в обиде, внемля гомону Механизма, прочного до ужаса, И пластинкам, точным до тоски… Ветра ждет заброшенная мельница, Чтоб рвануться с места и, обрушася, Раздавить ту дачу, где бездельница С нервами березовой доски… От жары и «музыки» удар меня, Я боюсь, вдруг хватит, и — увы!.. Уваженье к мельнице, сударыня Здесь она хозяйка, а не вы!

1911. Лето.

Дылицы.

Миньонеты

«Да, я хочу твоих желаний…»

Да, я хочу твоих желаний, Да, я люблю твое «люблю»! Но мы уйдем туда, где — лани, Уйдем: здесь больно, я скорблю. Лишь там тебе, моей Светлане, Я расскажу, я распою, Как я хочу твоих желаний, Как я люблю твое «люблю»!

«Ловлю печаль в твоей улыбке…»

Ловлю печаль в твоей улыбке И тайный смех в твоих слезах… Твои глаза блестят, как рыбки, Но сердце — в смутных голосах. Ты в заблужденье, ты в ошибке! Топлю глаза в твоих глазах, — И снова — смех в твоей улыбке, И снова — грусть в твоих слезах!

1910. Март.

Один бы лепесток!

Мне тайно верится, что ты ко мне придешь, Старушка-девушка, согбенная в позоре И взором бархатя затепленные зори, Мне тайно верится — ты бодро расцветешь. Мне тайно верится — ты все еще грустишь О том, что сказано, о том, что не успето… О, разберись в пыли истлевшего букета: Один бы лепесток! — и ты меня простишь, Мне свято верится!..

1910. Февраль.

Чьи грезы?

Я пить люблю, пить много, вкусно, Сливаясь пламенно с вином. Но размышляю об одном И не могу решить искусно. Да, мудрено решить мне это (И в этом вся моя вина!): Поэт ли хочет грез вина, Вино ли просит грез поэта?

1909.

Колыбельная

(Ария Лотарио)

Спи-усни, дитя-Миньона, Улыбаяся шутя… Спи-усни без слез, без стона, Утомленное дитя. Замок спит, и спят озера, Позабудь скитаний дни, С голубой надеждой взора Незабудкою усни. Сердце, знавшее уроны, Зачаруй в уютном сне, — И растает грусть Миньоны, Как снежинка по весне.

1908. Ноябрь.

Мадригал

Ал. Ал. Наумовой

Часто вы мне грезитесь фиалкой — Этим нежным, ласковым цветком; Иногда — таинственной русалкой, Воплощенной грезящим умом. Иногда — принцессой кроткой, хрупкой, Милосердной даже к комару; И всегда — свободною голубкой, Ввысь летящей к правде и добру!

1907.

Повсеместная

Ее глаза, глаза газели, Синеют в усиках ресниц. Она опустит очи ниц, И щеки вдруг зарозовели. В устах змеящийся укус, Лицо меняет безпрестанно. И волосы, длиннее стана, Немного приторны на вкус. Безкрылой похоти раба, Она приниженно кичлива. Эскиз готов. Пошлоречива Моей натурщицы судьба.

1911. Июнь.