Том 1. Громокипящий кубок
вернуться

Северянин Игорь Васильевич
Шрифт:

1909

Когда ночело

Уже ночело. Я был около Монастыря. Сквозила просека. Окрест отгуживал от колокола. Как вдруг собака, в роде мопсика, Зло и неистово залаяла. Послышались осечки хвороста, И кто-то голосом хозяина «Тубо!» пробаритонил просто. Лес заветрел и вновь отгуживал Глухую всенощную, охая. Мне стало жутко, стало нужно Людей, их слова. Очень плохо я Себя почувствовал. Оглушенный, Напуганный, я сел у озера. Мне оставалось верст одиннадцать. Решительность меня вдруг бросила, — От страха я не мог подвинуться:

Дылицы.

1911. Июль.

Пятицвет I

Заберусь на раcсвете на серебряный кедр Любоваться оттуда на маневры эскадр. Солнце, утро и море! Как я весело-бодр, Точно воздух бездумен, точно мумия мудр. Кто прославлен орлами — ах, тому не до выдр!..

1910. Сентябрь.

Регина

Когда поблекнут георгины Под ало-желчный лесосон, Идите к домику Регины Во все концы, со всех сторон. Идите к домику Регины По всем дорогам и тропам, Бросайте на пути рябины, Дабы назад вернуться вам. Бросайте на пути рябины: Все ваши скрестятся пути, И вам, искателям Регины, Назад дороги не найти.

1913. Лето. Веймарн.

Лиробасня

Бело лиловеет шорох колокольчий — Веселится летоветр; Мы проходим полем, мило полумолча. На твоей головке — фетр, А на теле шелк зеленый, и — босая. Обрываешь тихо листик и, бросая Мелкие кусочки, Смеешься, осолнечив лоб. Стада голубых антилоп Покрыли травы, покрыли кочки: Но дьяконья падчерица, Изгибаясь, как ящерица, Нарушает иллюзию: Какое беззаконье! — Если хочешь в Андалузию, Не езди в Пошехонье… Улыбаясь, мы идем на рельсы; Телеграфная проволока Загудела; Грозовеет облако, — К буре дело. Попробуй тут, рассвирелься!..

1911.

На премьере

Овеев желание грезовым парусом, Сверкая устовым колье, Графиня ударила веером страусовым Опешенного шевалье. Оркестромелодия реяла розово Над белобархатом фойэ. Графиня с грацией стрекозовой Кусала шеколад-кайэ. Сновала рассеянно блесткая публика Из декольтэ и фрачных фалд. А завтра в рецензии светскою рубрикой Отметится шикарный гвалт.

1911.

Диссо-рондо

Ожили снова желанья: Воспоминаний папирус Снова ветреет, как парус, И в бирюзе умиленья Призрак слияния вырос. Блекло-сафировый ирис Вяло поет новолунье, Льется душа снова через, — Слова желанья. Мысли, как сон, испарились В прямости жизненных линий; Долго со Злом мы боролись, Отдых найдем в Аполлоне. Снова сердца разгорелись, Слова желанья!

1911. Февраль.

Тень апельсинной ветки

(из Тинь-Тунь-Линг)

Одиночила в комнате девушка. Взволновали ее звуки флейты, — Голос юноши в них: Голос, чей ты? О, застынь в напряженной мечте ушко! Чья-то тень на колени к ней падает, — Из окна апельсинная ветка. «Разорвал кто-то платье мне метко», Грезит девушка с тайной отрадою:

Веймарн, мыза Пустомержа.

1912. Август.

Шантажистка

Так Вы изволите надеяться, что Вам меня удастся встретить Уж если не в гостиной шелковой, так в жесткой камере судьи? Какая все же Вы наивная! Считаю долгом Вам заметить: Боюсь, Вы дело проиграете, и что же ждет Вас впереди?.. Конечно, с Вашею энергией, Вы за инстанцией инстанцию: Съезд мировой, затем суд округа, потом палата и сенат. Но только знаете, любезная, не лучше ль съездить Вам на станцию, И там купить билет до Гатчины, спросив в буфете лимонад. Он охладит Ваш гнев тропический, и Вы, войдя в вагон упруго, Быть может, проведете весело в дороге следуемый час. И, может быть, среди чиновников Вы повстречаете экс-друга, Который — будем же надеяться! — не поколотит вовсе Вас!.. Приехав к месту назначения, Вы с ним отправитесь в гостиницу. Он, после шницеля с анчоусом, Вам даст: Малагу-Аликант! Вам будет весело и радостно, Вы будете, как именинница, Ах, при уменьи, можно выявить и в проституции талант!.. Зачем же мне Вы угрожаете и обещаете отместки? Зачем так нагло Вы хватаетесь за правосудия набат? Так не надейтесь же, сударыня, что я послушаюсь повестки И деньги дам на пропитание двоякосмысленных ребят!

1912. Ноябрь.

Шансонетка горничной

Я — прислуга со всеми удобствами — Получаю пятнадцать рублей, Не ворую, не пью и не злобствую И самой инженерши честней. Дело в том, что жена инженерская Норовит обсчитать муженька. Я над нею труню (я, ведь, дерзкая!) И словесно даю ей пинка. Но со мною она хладнокровная, — Сквозь пять пальцев глядит на меня: Я ношу бильедушки любовные. От нее, а потом — для нее. Что касается мужа господского — Очень добр господин инженер: «Не люблю, — говорить, — ультра-скотского Вот, супруги своей — например»: . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . В результатах мы скоро поладили, — Вот уж месяц, как муж и жена. Получаю конфекты, материи И филипповские пирожки, И — на зависть кухарки Гликерии, Господина Надсона стишки. Я давно рассчитала и взвесила, Что удобная должность, ей-ей: Тут и сытно, и сладко, и весело, Да вдобавок пятнадцать рублей!