Я предварительно созвонилась с господином Шапиковым, но мне пришлось долго ждать, пока дверь наконец открылась. Хозяин, пошатываясь, стоял на пороге. На нем были грязные джинсы и майка. Как все-таки хорошо, что отошли в прошлое кальсоны или тренировочные штаны с вытянутыми коленками, в которых раньше мужчины любили щеголять дома!

Впрочем, джинсы, что были на хозяине квартиры, могли вполне соперничать по привлекательности с незабываемыми трениками. Не просто грязные, а как бы сальные и свисали безобразными мешками не только на коленях, но и на заднице.

По запаху стало ясно, что он в запое уже не первый день.

– Это… тебе чего? – спросил он.

– Я по поводу вашей дочери, я вам звонила.

Он смерил меня взглядом и что-то промычал. Мне легко было прочесть его мысли: толстая бабища, ноги короткие, одеваться не умеет – смотреть не на что. И очень хорошо, не хватало еще, чтобы начал ко мне приставать. Мужик хлипкий, справлюсь я с ним легко, но вряд ли после этого разговор состоится.

Я прошла в квартиру. Грязища! Не терплю тараканов. Мерзость. Всюду были навалены кучи каких-то вещей. Больших и маленьких. Я всегда считала, что захламлять квартиру – удел женщин. Впрочем, разве мало у нас баб в штанах?

– Вы не занимались воспитанием Веры, – начала я. – Думаю, вам будет трудно этим заниматься.

– Ну? – Он прислонился к дверному косяку.

– Да и для ребенка лишний стресс: она ведь вас уже забыла.

– Так чего надо-то?

– Надежда Шацкая, в доме которой жила Карина, хочет удочерить Веру, – выговорила я.

Так, слово произнесено. Теперь нужно ждать его реакции.

– А от меня-то что нужно?

Вот придурок!

– Нужно нотариально заверенное согласие на удочерение, – объяснила я, – образец у меня с собой. Мы могли бы прямо сейчас подъехать и…

Он почесал в затылке, сделал слабую попытку подтянуть джинсы. Фу, какой противный!

– Даже и не знаю… Она мне все-таки дочь.

Надо же, вспомнил! Даже в таком состоянии…

– Именно поэтому нужно ваше согласие. – Я старалась говорить как можно спокойнее и дружелюбнее.

– Ну я не знаю… – протянул он.

Прикидывает, сколько содрать можно. Я решила ускорить процесс.

– Сколько? Сколько вы хотите отступного?

– Ну… – Он обвел взглядом стены, пол, словно прикидывая, во сколько тут обойдется ремонт.

– Тысячу баксов хватит? – Конечно, я не рассчитывала на такую дешевку.

– Ну ты даешь! – Он аж присвистнул. – Она мне все-таки дочь.

– Три, – набавила я.

Сошлись мы на пяти. Андрей был согласен дать до десяти, но я отчаянно торговалась. В сумочке у меня лежала банковская карточка. Вполне можно прямо сейчас дойти до банкомата и ехать к нотариусу. Но именно сейчас этого делать было нельзя: он пьян. Подписанная в таком состоянии доверенность может быть признана недействительной. А если еще выяснится, что мы ему денег дали… А ведь наверняка завтра, как дойдет до подписания, он раскатает губу, заартачится и потребует еще.

– За вами заедут завтра, – пообещала я, – с деньгами. Деньги вы получите под расписку. Постарайтесь с утра не пить.

– Это еще почему?

– Потому что тогда денег не получите, – разъяснила я. – А отца-алкоголика и без всяких денег могут лишить права опеки.

Когда я вышла, сидевшая на скамейке старушка с явным интересом посмотрела на меня. Какое мне дело до того, что она подумает? Я уже почти миновала крошечный палисадничек перед подъездом, когда вдруг услышала:

– Дура ты, девка!

– Это вы мне? – Я обернулась.

– Ну тебе, кому же еще, – отозвалась старушка. – Нет, ты не подумай, я не по-плохому. Но к кому ты ходила? Ну чем он тебя, такую, привлек?

Я уже открыла было рот, чтобы объяснить навязчивой особе, что не ее это дело и вообще я не по этой части, но вдруг осеклась.

– А откуда вы знаете, к кому я ходила? – елейным тоном произнесла я.

– Да к Сергею, к кому же еще, – насмешливо отозвалась она.

Я решительно повернула назад и присела рядом с ней.

– И что же в нем такого плохого?

– Что плохого? Что?

На меня обрушился поток сведений. Большую часть я уже знала, все, что касалось его прошлого, не слишком меня интересовало. Поэтому я попыталась перевести беседу на менее отдаленные события.

– А вы знаете, что супругу его разведенную недавно убили? – спросила я.

– Ах! – На морщинистом лице отразилась странная смесь ужаса и восторга: вот будет о чем поговорить! – И кто же это постарался?