пятнали ее призрачно-белое кимоно.

Капли, словно алые бабочки.

Алые бабочки, расправляющие крылышки на лице Шики.

Забрызганное кровью, незнакомое и искаженное лицо.

Ужас… или экстаз?

Шики… или ШИКИ?

Бессильная попытка заставить двинуться перехваченное горло, выдавить какие-то

слова лишь заставила меня упасть на колени. Меня вывернуло наизнанку. Вырвало всем, что оставалось в желудке. Меня тошнило, пока не осталась только желчь и желудочный

сок, но и тогда я не мог остановиться, словно пытаясь избавиться от глубоко засевшей

внутри меня страшной картины. Но это было невозможно. Даже сквозь пелену

навернувшихся на глаза слез я видел расползающееся черно-красное пятно, а

ошеломляюще резкий запах крови словно въедался в мой отказывающийся работать мозг.

Наконец, Шики почувствовала присутствие постороннего. Ее голова повернулась, а

взгляд тяжело уперся в меня. Губы на не отражавшем никаких чувств, застывшем лице

дрогнули и исказились. Это была улыбка. Чистая, невинная улыбка. Улыбка, напомнившая мне о матери. Улыбка, настолько несоответствующая этому месту, что…

меня пронизала отчаянная дрожь.

Она шагнула ко мне, и в этот же самый миг мое потрясенное сознание стало

гаснуть. Последним, что я запомнил, были ее негромкие слова:

– Тебе нужно быть осторожнее, Кокуто-кун. Дурные предчувствия притягивают

нехорошую реальность.

Безо всякого сомнения, я поступил глупо. Старался не думать о кошмарной

реальности, пока она не предстала перед моим потрясенным взором.

В школу на следующий день я так и не попал. Полицейский обнаружил меня на

месте преступления, неподвижно стоящим с остановившимся взглядом и доставил в

участок для допроса.

Кажется, я в течение нескольких часов не мог выговорить ни слова. Я пришел в

себя часа через четыре, не раньше. Наверное, предохранители в моем мозгу не выдержали

нагрузки. Пока я очнулся, пока тянулся допрос, пока меня отпустили, прошло много

времени, и идти в школу было уже поздно.

18

Способ, которым было проделано убийство, не давал возможности убийце

избежать кровавых пятен на одежде. К счастью, на мне ничего не было. Кроме того, допрос прошел довольно гладко еще и потому, что я оказался родственником Дайске, а не

совсем посторонним человеком. Братец-Дайске настоял на том, чтобы отвезти меня

домой, и мне не осталось другого выбора, как согласиться.

– Значит, ты никого не видел, Микия?

– Не приставай. Я уже сто раз сказал, что не встретил ни души.

Хмуро глянув на Дайске, я устало откинулся и утонул в мягком сидении.

– Понятненько. Черт! Нам бы здорово помогло, если бы ты застал и разглядел

убийцу… хотя нет, вряд ли бы он позволил тебе уйти живым. Мне лично не хотелось бы, чтобы братца прирезали, поэтому придется смириться с тем, что ты ничего не видел – я

даже рад.

– Не очень-то ты хороший полицейский, братец-Дайске.

Я ненавидел себя за то, что оказался способен отвечать ему в таком нормальном

тоне. Совесть жестоко казнила меня, называя лжецом. Трудно было поверить, что я смог

врать, не моргнув глазом, особенно учитывая то, что мы обсуждали тяжкое преступление

и касающееся его полицейское расследование. Если я не покаюсь и не выложу правду, все

может обернуться еще хуже, но… но я все равно не проронил ни слова о том, что видел

Шики на месте преступления. Дайске продолжал:

– Ну и ладно. Я все равно рад, что ты в порядке. И каково впечатление от первого

трупа?

Обычная полицейская бесчувственность. Впрочем, врачи говорят так же цинично и

жестоко.

– Ужасно. Больше не хочу.

– Тебе еще повезло. Обычно он обращается с жертвами куда как хуже. Не

переживай.

Не переживать?! Если бы я мог!

Дайске продолжал:

– Однако же, как тесен мир. Я и не знал, что ты знаком с наследницей клана Рёги.

То, что для него выглядело забавным курьезом, повергло меня в еще большее

отчаяние. Случившееся по соседству от усадьбы Рёги убийство полиция