Но его жене она улыбнулась со всей безмятежностью, на какую была способна.

— Вы очень добры. Я тоже гордилась ими, у меня были самые лучшие в мире родители. — Про себя она судорожно молилась: «Пусть он вспомнит мои слова, когда я ему все расскажу». — Мне очень повезло с родителями.

После этого разговор стал общим. Миссис Ванбруг и Джинни вышли через стеклянные двери и спустились по лестнице к бассейну. Миссис Ванбруг проявила свою страсть к садоводству, с удовольствием называя сорта вьющихся роз и кустов, буйно разросшихся по стенам. Затем они прошли через ажурные металлические ворота в парк и немного погуляли там, а после вернулись в дом через главный вход.

— Теперь, моя дорогая, — миссис Ванбруг остановилась в прихожей и вздохнула с извиняющимся видом, — вы не будете возражать, если я отправлюсь отдохнуть? — Она очаровательно улыбнулась Джинни. — Сегодня был сумасшедший день, и я немного устала… Боюсь, я выпила больше шампанского, чем привыкла.

— Конечно, я не возражаю. Было бы странно, если бы вы не чувствовали усталость. — Джинни хотела сказать, что не прочь последовать ее примеру, но тут появился Джейк, а следом его отец.

— Мне надо уйти. Надеюсь, вы меня извините. — Объяснение Джейка было дано обеим женщинам, но в первую очередь относилось к Джинни. — Мне только что звонил Мигель. Что-то случилось с Ренди. Джинни, не ложись спать. Я подумал, может, мы поплаваем позже… Мама, я зайду к тебе перед сном. — И прежде чем кто-либо успел ему ответить, он уже спускался по лестнице, перескакивая через две ступеньки, легкой, спортивной походкой. Секунду спустя его машина умчалась по дороге.

Мать стояла, поставив ногу на нижнюю ступеньку лестницы.

— Ренди — первый жеребец Джейка, но теперь он уже состарился. Мигель — это старший грум. Если Мигель так настаивает, чтобы Джейк посмотрел Ренди, значит, он очень обеспокоен. Но я не думаю, что сын задержится надолго. — Она повернулась к мужу: — Дорогой, я иду спать.

Хьюго подошел к ней, обнял за талию и поцеловал в щеку.

— Я скоро присоединюсь.

— Хорошо. — Она уже начала подниматься по лестнице, когда ей в голову пришла мысль. — Сейчас самое время, чтобы вы с Джинни поболтали. Утром уже не успеете. Ведь вы, дорогая, кажется, что-то говорили о памятных вещах?

— Да. — Теперь, когда настал долгожданный момент, Джинни почувствовала, что вся дрожит. — Действительно… Сейчас сбегаю наверх и принесу пакет.

Пожелав хозяйке спокойной ночи, она замерла посреди просторной спальни, едва ли замечая элегантные розовые портьеры, мягкий блеск полировки старинной мебели колониальных времен. Вздохнув, она достала перевязанный пакет и уже собралась уйти, когда ей бросилось в глаза ее отражение в зеркале.

Удивительно, но после такого тяжелого дня она выглядела относительно нормально. Никто из друзей, если бы они ее сейчас увидели, не догадался бы, что она переживает один из сложнейших периодов своей жизни. Ее глаза мягко светились, на щеках играл неяркий румянец, губы, казалось, были готовы растянуться в улыбке, но все это совершенно не соответствовало ее напряженным нервам.

По крайней мере, убедила она себя, Хьюго Ванбругу нечего стыдиться их родства. Она мысленно поблагодарила себя за предусмотрительность, что догадалась взять с собой один из своих лучших летних нарядов. На ней была шелковая кофточка ее любимого янтарного цвета, которая очень хорошо сочеталась с короткой юбкой типа саронг, черного цвета с топазовым отливом. Элегантный французский костюм прекрасно подчеркивал ее длинные красивые ноги.

Джинни всегда с наслаждением надевала его, и если бы не теперешнее затруднительное положение… Она быстро провела щеткой по волосам, слегка брызнула на себя духами — еще одна французская причуда — и затем, охваченная страстным желанием поскорее покончить со всем, поспешно вышла из комнаты.

— Джинни, проходите сюда. — Должно быть, Хьюго с нетерпением ждал ее. Он повел ее по коридору вглубь дома. — Здесь нам не помешают.

Они находились в явно мужском пристанище, гораздо более темном и аскетичном, чем другие комнаты. Стены здесь были отделаны деревянными панелями, повсюду висели гравюры на тему охоты и старинное оружие. Хьюго указал ей на зеленое кожаное кресло и сам сел в такое же кресло у камина и глубоко вздохнул.

— Теперь мы можем перейти к некоторым разъяснениям.

Несмотря на сильное волнение, Джинни заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. В конце концов, она ничего не сделала, чего могла бы стыдиться, и у нее не было намерения поставить его в неловкое положение. В действительности, видимо, именно она больше всех пострадала в этой запутанной истории.

— Прежде всего, я хочу выразить сожаление, что ваша семья оказалась задетой. Я не хотела, чтобы так получилось. Как я уже объясняла, я пришла в ваш офис, спросила вас, но оказалась перед Джейком. А затем, похоже, потеряла контроль над ситуацией — Джейк ловко меня провел.

Это вызвало у Хьюго кислую усмешку.

— Могу себе представить.

Он ждал продолжения. Джинни обнаружила, что заранее заготовленная речь застряла у нее в горле; да и как можно объяснить незнакомому человеку, что он смотрит на собственную дочь, о существовании которой никогда и не подозревал? Что она, Джинни, результат давно забытой любовной связи, о которой он едва помнит? Существует ли безболезненный способ сообщать такие новости? Если да, то, как бы она хотела его знать!

— Может, будет лучше, если я сначала дам вам прочитать это письмо.