Том 1. Стихотворения 1906-1920
вернуться

Цветаева Марина Ивановна
Шрифт:

Баярд

За умноженьем — черепаха, Зато чертенок за игрой, Мой первый рыцарь был без страха, Не без упрека, но герой! Его в мечтах носили кони, Он был разбойником в лесу, Но приносил мне на ладони С магнолий снятую росу. Ему на шее загорелой Я поправляла талисман, И мне, как он чужой и смелой, Он покорялся, атаман! Улыбкой принц и школьник платьем, С кудрями точно из огня, Учителям он был проклятьем И совершенством для меня! За принужденье мстил жестоко, — Великий враг чернил и парт! И был, хотя не без упрека, Не без упрека, но Баярд!

Мама на даче

Мы на даче: за лугом Ока серебрится, Серебрится, как новый клинок. Наша мама сегодня царица, На головке у мамы венок. Наша мама не любит тяжелой прически, — Только время и шпильки терять! Тихий лучик упал сквозь березки На одну шелковистую прядь. В небе облачко плыло и плакало, тая. Назвала его мама судьбой. Наша мама теперь золотая, А венок у нее голубой. Два веночка на ней, два венка, в самом деле: Из цветов, а другой из лучей. Это мы васильковый надели, А другой, золотистый — ничей. Скоро вечер: за лесом луна загорится, На плотах заблестят огоньки… Наша мама сегодня царица, На головке у мамы венки.

Жар-Птица

Максу Волошину

Нет возможности, хоть брось! Что ни буква — клякса, Строчка вкривь и строчка вкось, Строчки веером, — все врозь! Нету сил у Макса! — «Барин, кушать!» Что еда! Блюдо вечно блюдо И вода всегда вода. Что еда ему, когда Ожидает чудо? У больших об этом речь, А большие правы. Не спешит в постельку лечь, Должен птицу он стеречь, Богатырь кудрявый. Уж часы двенадцать бьют, (Бой промчался резкий), Над подушкой сны встают В складках занавески. Промелькнет — не Рыба-Кит, Трудно ухватиться! Точно радуга блестит! Почему же не летит Чудная Жар-Птица? Плакать — глупо. Он не глуп, Он совсем не плакса, Не надует гордых губ, — Ведь Жар-Птица, а не суп Ожидает Макса! Как зарница! На хвосте Золотые блестки! Много птиц, да все не те… На ресницах в темноте Засияли слезки. Он тесней к окну приник: Серые фигуры… Вдалеке унылый крик… — В эту ночь он все постиг, Мальчик белокурый!

«Так»

«Почему ты плачешь?» — «Так». «Плакать „так“ смешно и глупо. Зареветь, не кончив супа! Отними от глаз кулак! Если плачешь, есть причина. Я отец и я не враг. Почему ты плачешь?» — «Так». «Ну, какой же ты мужчина? Отними от глаз кулак! Что за нрав такой? Откуда? Рассержусь, и будет худо! Почему ты плачешь?» — «Так».

Молитва в столовой

Самовар отшумевший заглох; Погружается дом в полутьму. Мне счастья не надо, — ему Отдай мое счастье, Бог! Зимний сумрак касается роз На обоях и ярких углей. Пошли ему вечер светлей, Теплее, чем мне, Христос! Я сдержу и улыбку и вздох, Я с проклятием рук не сожму, Но только — дай счастье ему, О, дай ему счастье, Бог!

«Мы с тобою лишь два отголоска…»

Мы с тобою лишь два отголоска: Ты затихнул, и я замолчу. Мы когда-то с покорностью воска Отдались роковому лучу. Это чувство сладчайшим недугом Наши души терзало и жгло. Оттого тебя чувствовать другом Мне порою до слез тяжело. Станет горечь улыбкою скоро, И усталостью станет печаль. Жаль не слова, поверь, и не взора, — Только тайны утраченной жаль! От тебя, утомленный анатом, Я познала сладчайшее зло. Оттого тебя чувствовать братом Мне порою до слез тяжело.

Юнге

Сыплют волны, с колесами споря, Серебристые брызги вокруг. Ни смущения в сердце, ни горя, — Будь счастливым, мой маленький друг! В синеву беспокойного моря Выплывает отважный фрегат. Ни смущения в сердце, ни горя, — Будь счастливым, мой маленький брат!

Очаг мудреца

Не поэтом он был: в незнакомом Не искал позабытых созвучий, Без гнева на звезды и тучи Наклонялся над греческим томом. За окнами жизнь засыпала, Уступала забвенью измена, За окнами пышная пена За фонтаном фонтан рассыпала. В тот вечер случилось (ведь — странно, Мы не знаем грядущего мига!), Что с колен его мудрая книга На ковер соскользнула нежданно. И комната стала каютой, Где душа говорит с тишиною… Он плыл, убаюкан волною, Окруженный волненьем и смутой. Дорогие, знакомые виды Из рам потемневших кивали, А за окнами там проплывали И вздыхали, плывя, Нереиды.

Путь креста

Сколько светлых возможностей ты погубил, не желая. Было больше их в сердце, чем в небе сияющих звезд. Лучезарного дня после стольких мучений ждала я, Получила лишь крест. Что горело во мне? Назови это чувство любовью, Если хочешь, иль сном, только правды от сердца не скрой: Я сумела бы, друг, подойти к твоему изголовью Осторожной сестрой. Я кумиров твоих не коснулась бы дерзко и смело, Ни любимых имен, ни безумно-оплаканных книг. Как больное дитя я тебя б убаюкать сумела В неутешенный миг. Сколько светлых возможностей, милый, и сколько смятений! Было больше их в сердце, чем в небе сияющих звезд… Но во имя твое я без слез — мне свидетели тени — Поднимаю свой крест.