Том 1. Стихотворения 1906-1920
вернуться

Цветаева Марина Ивановна
Шрифт:

«Что видят они? — Пальто…»

Что видят они? — Пальто На юношеской фигуре. Никто не узнал, никто, Что полы его, как буря. Остер, как мои лета, Мой шаг молодой и четкий. И вся моя правота Вот в этой моей походке. А я ухожу навек И думаю: день весенний Запомнит мой бег — и бег Моей сумасшедшей тени. Весь воздух такая лесть, Что я быстроту удвою. Нет ветра, но ветер есть Над этою головою! Летит за крыльцом крыльцо, Весь мир пролетает сбоку. Я знаю свое лицо. Сегодня оно жестоко. Как птицы полночный крик, Пронзителен бег летучий. Я чувствую: в этот миг Мой лоб рассекает — тучи!

Вознесение 1915

«Мне нравится, что Вы больны не мной…»

Мне нравится, что Вы больны не мной, Мне нравится, что я больна не Вами, Что никогда тяжелый шар земной Не уплывет под нашими ногами. Мне нравится, что можно быть смешной — Распущенной — и не играть словами, И не краснеть удушливой волной, Слегка соприкоснувшись рукавами. Мне нравится еще, что Вы при мне Спокойно обнимаете другую, Не прочите мне в адовом огне Гореть за то, что я не Вас целую. Что имя нежное мое, мой нежный, не Упоминаете ни днем ни ночью — всуе… Что никогда в церковной тишине Не пропоют над нами: аллилуйя! Спасибо Вам и сердцем и рукой За то, что Вы меня — не зная сами! — Так любите: за мой ночной покой, За редкость встреч закатными часами, За наши не-гулянья под луной, За солнце не у нас на головами, За то, что Вы больны — увы! — не мной, За то, что я больна — увы! — не Вами.

3 мая 1915

«Какой-нибудь предок мой был — скрипач…»

Какой-нибудь предок мой был — скрипач, Наездник и вор при этом. Не потому ли мой нрав бродяч И волосы пахнут ветром! Не он ли, смуглый, крадет с арбы Рукой моей — абрикосы, Виновник страстной моей судьбы, Курчавый и горбоносый. Дивясь на пахаря за сохой, Вертел между губ — шиповник. Плохой товарищ он был, — лихой И ласковый был любовник! Любитель трубки, луны и бус, И всех молодых соседок… Еще мне думается, что — трус Был мой желтоглазый предок. Что, душу черту продав за грош, Он в полночь не шел кладбищем! Еще мне думается, что нож Носил он за голенищем. Что не однажды из-за угла Он прыгал — как кошка — гибкий… И почему-то я поняла, Что он — не играл на скрипке! И было всё ему нипочем, — Как снег прошлогодний — летом! Таким мой предок был скрипачом. Я стала — таким поэтом.

23 июня 1915

Асе («Ты мне нравишься: ты так молода…»)

Ты мне нравишься: ты так молода, Что в полмесяца не спишь и полночи, Что на карте знаешь те города, Где глядели тебе вслед чьи-то очи. Что за книгой книгу пишешь, но книг Не читаешь, умиленно поникши, Что сам Бог тебе — меньшой ученик, Что же Кант, что же Шеллинг, что же Ницше? Что весь мир тебе — твое озорство, Что наш мир, он до тебя просто не был, И что не было и нет ничего Над твоей головой — кроме неба.

<1915>

«И все вы идете в сестры…»

И всé вы идете в сестры, И больше не влюблены. Я в шелковой шали пестрой Восход стерегу луны. Вы креститесь у часовни, А я подымаю бровь… — Но в вашей любви любовной Стократ — моя нелюбовь!

6 июля 1915

«Спят трещотки и псы соседовы…»

Спят трещотки и псы соседовы, — Ни повозок, ни голосов. О, возлюбленный, не выведывай, Для чего развожу засов. Юный месяц идет к полуночи: Час монахов — и зорких птиц, Заговорщиков час — и юношей, Час любовников и убийц. Здесь у каждого мысль двоякая, Здесь, ездок, торопи коня. Мы пройдем, кошельком не звякая И браслетами не звеня. Уж с домами дома расходятся, И на площади спор и пляс… Здесь, у маленькой Богородицы, Вся Кордова в любви клялась. У фонтана присядем молча мы Здесь, на каменное крыльцо, Где впервые глазами волчьими Ты нацелился мне в лицо. Запах розы и запах локона, Шелест шелка вокруг колен… О, возлюбленный, — видишь, вот она — Отравительница! — Кармен.

5 августа 1915

«В тумане, синее ладана…»

В тумане, синее ладана, Панели — как серебро. Навстречу летит негаданно Развеянное перо. И вот уже взгляды скрещены, И дрогнул — о чем моля? — Твой голос с певучей трещиной Богемского хрусталя. Мгновенье тоски и вызова, Движенье, как длинный крик, И в волны тумана сизого, Окунутый легкий лик. Все длилось одно мгновение: Отчалила… уплыла… Соперница! — Я не менее Прекрасной тебя ждала.

5 сентября 1915

«С большою нежностью — потому…»

С большою нежностью — потому, Что скоро уйду от всех — Я все раздумываю, кому Достанется волчий мех, Кому — разнеживающий плед И тонкая трость с борзой, Кому — серебряный мой браслет, Осыпанный бирюзой… И все — записки, и все — цветы, Которых хранить — невмочь… Последняя рифма моя — и ты, Последняя моя ночь!