Том 1. Стихотворения 1906-1920
вернуться

Цветаева Марина Ивановна
Шрифт:

«Кто уцелел — умрет, кто мертв — воспрянет…»

Кто уцелел — умрет, кто мертв — воспрянет. И вот потомки, вспомнив старину: — Где были вы? — Вопрос как громом грянет, Ответ как громом грянет: — На Дону! — Что делали? — Да принимали муки, Потом устали и легли на сон. И в словаре задумчивые внуки За словом: долг напишут слово: Дон.

30 марта 1918

NB! мои любимые.

«Волны и молодость — вне закона…»

Волны и молодость — вне закона! Тронулся Дон. — Погибаем. — Тонем. Ветру веков доверяем снесть Внукам — лихую весть: Да! Проломилась донская глыба! Белая гвардия — да! — погибла. Но покидая детей и жен, Но уходя на Дон, Белою стаей летя на плаху, Мы за одно умирали: хаты! Перекрестясь на последний храм, Белогвардейская рать — векам.

Москва, Благовещение 1918

— дни разгрома Дона —

«Идет по луговинам лития…»

Идет по луговинам лития. Таинственная книга бытия Российского — где судьбы мира скрыты — Дочитана и наглухо закрыта. И рыщет ветер, рыщет по степи: — Россия! — Мученица! — С миром — спи!

30 марта 1918

«Трудно и чудно — верность до гроба…»

Трудно и чудно — верность до гроба! Царская роскошь — в век площадей! Стойкие души, стойкие ребра, — Где вы, о люди минувших дней?! Рыжим татарином рыщет вольность, С прахом равняя алтарь и трон. Над пепелищами — рев застольный Беглых солдат и неверных жен.

11 апреля 1918

«О, самозванцев жалкие усилья…»

…О, самозванцев жалкие усилья! Как сон, как снег, как смерть — святыни — всем. Запрет на Кремль? Запрета нет на крылья! И потому — запрета нет на Кремль!

Страстной понедельник 1918

«Марина! Спасибо за мир…»

— Марина! Спасибо за мир! Дочернее странное слово. И вот — расступился эфир Над женщиной светлоголовой. Но рот напряжен и суров. Умру, — а восторга не выдам! Так с неба Господь Саваоф Внимал молодому Давиду.

Страстной понедельник 1918

Андрей Шенье

«Андрей Шенье взошел на эшафот…»

Андрей Шенье взошел на эшафот, А я живу — и это страшный грех. Есть времена — железные — для всех. И не певец, кто в порохе — поет. И не отец, кто с сына у ворот Дрожа срывает воинский доспех. Есть времена, где солнце — смертный грех. Не человек — кто в наши дни живет.

17 апреля 1918

«Не узнаю в темноте…»

Не узнаю в темноте Руки — свои иль чужие? Мечется в страшной мечте Черная Консьержерия. Руки роняют тетрадь, Щупают тонкую шею. Утро крадется как тать. Я дописать не успею.

17 апреля 1918

«Не самозванка — я пришла домой…»

Не самозванка — я пришла домой, И не служанка — мне не надо хлеба. Я — страсть твоя, воскресный отдых твой, Твой день седьмой, твое седьмое небо. Там на земле мне подавали грош И жерновов навешали на шею. — Возлюбленный! — Ужель не узнаешь? Я ласточка твоя — Психея!

Апрель 1918

«Страстный стон, смертный стон…»

Страстный стон, смертный стон, А над стонами — сон. Всем престолам — престол, Всем законам — закон. Где пустырь — поле ржи, Реки с синей водой… Только веки смежи, Человек молодой! В жилах — мед. Кто идет? Это — он, это — сон — Он уймет, он отрет Страстный пот, смертный пот.

24 апреля 1918

«Ходит сон с своим серпом…»

Ходит сон с своим серпом, Ходит смерть с своей косой — Царь с царицей, брат с сестрой. — Ходи в сени, ходи в рай! — Ходи в дедушкин сарай! Шли по рекам синим, Шли мы по пустыням, — Странники — к святыням. — Мы тебя не при — имем! — Мы тебя не при — имем! — Я Христова сирота, Растворяю ворота Ключиком-замочком, Шелковым платочком. — И до вас доплелась. — Проходи! — Бог подаст! — Дом мой — немалый, Мед мой — хваленый, Розан мой — алый, Виноград — зеленый… Хлеба-то! Хлеба! Дров — полон сад! Глянь-ка на небо — Птички летят!